Киев. Консерватория
Марья Степановна прислала письмо, в котором объяснила, как ее найти, благо трамваи в Киеве уже ходили. Мне удалось сесть в трамвай и приехать на Павловскую улицу. Очень скоро я нашла ее дом. Она меня радушно встретила и была рада, что я благополучно добралась. Накормила завтраком, и мы с ней вместе пошли в консерваторию подавать заявление. Консерватория находилась на Большой Подвальной, на углу Львовской Площади, где располагался огромный базар. Идти было недалеко. Мы шли по спокойным зеленым улицам: по Обсерваторной, потом по Артема до самой консерватории. Как будто все было благополучно. Когда на следующий день я по Прорезной спустилась вниз - была потрясена! Крещатика не было! Были огромные груды разрушенных домов. Посредине была расчищена узкая дорога, по которой с трудом ехали машины, а в основном шли люди. Спускаясь по Прорезной, я увидела полностью разрушенный дом, возле которого копошились немцы. Они разбирали завал. Таскали огромные камни, кирпичи и относили их в одно место. Я подошла ближе. Это были люди измученные, истощенные. Все они были одеты в потертую и выгоревшую немецкую военную форму. Глядя на их лица и работу, у меня не возникло ни чувства ненависти, ни презрения. Скорее, они вызывали сочувствие и жалость, как люди, попавшие в беду не по своей вине.
На Крещатике также работали немецкие военнопленные. Их было видно издалека по специфическому цвету их одежды. Жили они в огромном одноэтажном доме на Прорезной, рядом с маленьким консерваторским общежитием. Девочки рассказывали, что в открытые окна они слышали звуки губной гармошки - любимого музыкального инструмента немецких солдат.
На обратном пути, зайдя в консерваторию, я узнала, что экзамен на первый курс будет в первых числах сентября. Нам для подготовки оставались считанные дни, и мы ежедневно работали над тремя произведениями, необходимыми по программе. Наконец настал день экзаменов. Я с самого утра не переставала волноваться. Как я ни старалась успокоиться, взять себя в руки - ничего не помогало! Так, трепеща и волнуясь, я вышла на сцену к роялю. Естественно, мне не удалось хорошо спеть. Хотя я была прилично подготовлена и уверена, что хорошо спою, я все же спела значительно хуже своих возможностей. Голос дрожал, дыхание рвалось, у меня не получилось то, что всегда получалось! Вероятно, комиссии не понравились ни мой голос, ни мое пение. Марье Степановне пришлось меня отстаивать, объяснять, что вообще я пою хорошо, но очень растерялась. Мне повезло, что набор на первый курс был очень маленькими. Фактически, не было конкурса. Про наш набор шутя говорили, что достаточно было прийти, поздороваться - и тебя сразу зачисляли! На сей раз комиссия послушала Марью Степановну. Мне поставили мне 3 и приняли в консерваторию!
Я была очень счастлива, но досада, что я не показала себя в лучшем виде, что я подвела Марью Степановну, не покидала меня. Успокаивая себя внутренне, я решила, что буду учиться и покажу, что я чего-то стою.
Вскоре приехал муж Марьи Степановны, и меня определили в общежитие на улице Владимирской (тогда это была улица Короленко), где-то возле от улицы Саксаганского. Это было полуразрушенное здание и единственная квартира на третьем этаже была целой. Там в нескольких комнатах и располагалось общежитие. Нас было четыре девушки. Три вокалистки, включая меня, и одна пианистка. В комнате стояло довольно потрепанное пианино. Мы очень быстро подружились. Мне очень повезло с соседками! Это были простые и очень добрые девушки, как на подбор! Мы жили душа в душу, помогали друг другу, сочувствовали и понимали, что трудно, но надо жить вместе и дружно!
Через много лет при разных обстоятельствах и в разных городах мне удалось с ними встретиться! Мы с большой теплотой вспоминали нашу жизнь в том полуразрушенном доме, в ужасном общежитии.
В консерватории было еще одно общежитие на Прорезной, но там жили старшие курсы и те, кто приехал вместе с консерваторией из Свердловска.
В Челябинске, учась в училище, я познакомилась с очень милой женщиной - Ольгой Карпель. Она тоже была киевлянка. Мы очень быстро подружились, потому что она так же, как и я, любила музыку, и у нас было очень много общего. Она только недавно вышла замуж за инженера Женю Карпеля. У меня сохранилось пара фотографий, сделанных ими после женитьбы. Мы продолжали дружить, и когда освободили Киев , они очень быстро уехали из Челябинска. Мы продолжали переписываться. У меня был их адрес и я, приехав в Киев, их нашла. Жили они на площади Богдана Хмельницкого в большом шикарном доме, в очень хорошей квартире, правда, с соседями. Меня очень тепло и хорошо встретили. Особенно рада была Ольга, которой так нужно было, чтобы рядом с ней был человек, близкий по духу, с которым можно было поговорить на любые темы, отвести душу. Мне она была тоже очень близким человеком. И мы с ней продолжали дружить, радуясь каждой нашей встрече. К сожалению, часто у них бывать я не могла по разным причинам. Но у меня был дом, где я могла посидеть в уютной домашней атмосфере, а это мне было очень нужно.
Попав в консерваторию, я почувствовала, что осуществляется моя тайная мечта - я пою, я учусь петь! Я попала в совершенно иной, новый для меня мир - мир музыки! И это был мой мир!
Учиться мне было достаточно легко и очень интересно, несмотря на жизненные трудности, которых было предостаточно: неустроенный быт, хождения по темным улицам вечером после занятий, очень скудное питание! Мы всегда были голодны. Когда получали стипендию - начинался пир. Мы отправлялись на базар, который был рядом с консерваторией, и покупали, кто о чем мечтал. Я же покупала кусочек хлеба и стакан ряженки. Я все время мечтала о ряженке, ведь каждый день нельзя было ее кушать. Для меня это было слишком дорого. Ряженка была чудесная, густая, как сметана! Я получала огромное удовольствие!
Еще у нас в комнате был праздник, когда кто-то из нас получал посылку с продуктами! Естественно, кушали все, растягивая удовольствие как можно дольше. Это тоже было подспорье к нашему рациону. Но это было достаточно редко, потому что Вале Лихоносовой вообще никто не присылал посылок, я получила 2 или 3 раза, мама писала, что им очень трудно собрать мне посылку - сами еле-еле сводили концы с концами. Мне присылала небольшие деньги благодаря тому, что она шила соседям...
Так мы потихоньку существовали и не унывали. Когда прошел сентябрь и после довольно жаркого бабьего лета наступило похолодание, нам стало трудно. В комнатах было очень холодно, и мы по долгу задерживались в консерватории, где было не слишком тепло, но терпимо. Когда на улице стало совсем холодно, нам в общежитие в каждую комнату привезли железные маленькие печки "буржуйки". От нее шла не очень толстая труба, которую вывели в форточку. Форточку сняли и вместо нее прибили металлический лист с круглой дыркой посредине. В эту дырку и вывели трубу на улицу. Внизу был ящик для дров, а сверху - обычная плита, только с одной конфоркой. Нам объяснили, как ею пользоваться, привезли дрова и немного угля. Мы в первый же день накипятили себе чай! От этой печки было так жарко, что мы все поснимали себя, были в одних рубашках! А когда мы легли спать и печка стала затухать становилось все холоднее и холоднее. Когда мы встали утром - на подоконнике замерзла вода. Мы быстренько протопили печку, кое что подогрели, вскипятили чай и убежали на занятия. Одна из нас осталась проследить, чтобы огонь полностью потух и тоже ушла. Постепенно мы научились правильно пользоваться печкой -чтобы поменьше дров уходило и чтобы в комнате было не слишком жарко. Кроме того, мы еще должны были научиться каждое полено рассекать топором на несколько кусочков. И это мы освоили.
Из всех девушек, с которыми я жила, наибольшая дружба у меня была с Валей Лихоносовой. Она была старше и с каким-то жизненным опытом. Я для нее была как младшая сестра, которую нужно постоянно опекать, заботиться, возиться со мной. Когда я болела, а я часто простуживалась, она была со мной и лечила меня изо всех сил.
Вспомнились мне два эпизода, связанные с нашей дружбой. Получилось так, что, несмотря на наше экономное хозяйствование, у нас кончались продукты и деньги, надо было думать, что же делать дальше. Тут пришла моей Вале гениальная мысль! Пойдем сдавать кровь! Там дадут деньги и накормят. Везде висели плакаты, призывающие быть донорами - армии нужна была кровь! И мы вдвоем с Валей пошли на донорский пункт. Я сдала кровь, такое впечатление, что довольно много. Нас накормили обедом из четырех блюд и дали какие-то деньги. Мы возвращаемся домой и я чувствую, что теряю силы - ноги ватные, голова кружится. Валя меня обняла, я - ее и так мы доплелись до общежития. Я легла на кровать, чувствуя ужасную слабость. Вечером меня опять покормили. На следующий день я не пошла на занятия, так как еще не пришла в себя. Слабость я чувствовала несколько дней...
Второй эпизод. Когда наступили очень сильные морозы, все крысы, которые были на нижних этажах, приходили к нам греться! Эти хитрые и очень осторожные существа появлялись лишь ночью, когда все спали. Утром, когда люди просыпались, они моментально исчезали. Потом они обнаглели. Как-то под утро, когда в комнате стало холодно, я проснулась от того, что кто-то ходит по мне и ложится! Я поняла, что это крыса! Я ужасно испугалась, вскочила, начала кричать и она моментально исчезла. Все вскочили, забеспокоились и вновь уснуть никому не удалось. Это уже было слишком! У меня появился страх лечь в постель - я все время прислушивалась, не ходит ли по мне крыса. Я очень была измучена этими полубессонными ночами. Тут Валя решила меня спасать. Она в каком-то магазине разговорилась с женщиной, рассказала о нашем бедственном положении и та предложила, чтоб мы у нее пожили с недельку, тем более, что Валя предлагала деньги (они у нее пока были). Эта женщина жила на улице Саксаганского, во дворе, в небольшом домике на первом этаже. У нее была одна комната и кухня. В этой комнате стояло две кровати. На одной она предложила спать нам вдвоем. Мы с радостью согласились. У нее было тепло, она топила небольшую грубу - так назывались небольшие печи. Днем мы были на занятиях, к вечеру приходили к ней ночевать. Так мы прожили несколько дней, потом вернулись в общежитие, я получила деньги от мамы, кто-то посылку! Мы опять более-менее продолжали существовать. Тем более, что в наше отсутствие забили дырки в полу и крысы не могли проникать в нашу комнату!
А как-то пришла помощь от моих родственников. Дело в том, что мой дядя, полковник, работал в руководстве пожарной охраны страны. Ему были подчинены все пожарные управления страны, в том числе, и Киевское. Женя, когда узнала из моего письма, как мне туго живется, обратилась к нему - не может ли он помочь мне через своих пожарных. И вот в один прекрасный день к нам пришел очень солидный человек в военной форме, очень солидный, передал мне привет от дяди и сказал, что ему поручено мне помочь, спросил, что нужно. Мы ему сказали, что нужны дрова и не мешало бы что-нибудь из еды. Он сказал, что постарается нам помочь. Он назвал день и час, когда все живущие в общежитии должны будут собраться, и он привезет дрова и картошку. Нужно будет помочь разгрузить машину. И вот в назначенный день подъехала машина с дровами и двумя мешками картошки. Все общежитие спустилось вниз и стали тащить наверх дрова. В коридоре образовалась огромная куча! Подняли наверх и мешки с картошкой. Я их поблагодарила и они уехали. Все начали разбирать дрова по комнатам. Мы тоже сделали у себя большой запас дров! Также запаслись и картошкой. Правда, картошку разобрали тоже все. Таким образом, все, живущие в общежитии, были обеспечены теплом и немного - едой! Конечно, было много радости и шуток:
- Ну, у тебя и дядя! Вот так дядя! Передай ему от нас всех огромное спасибо!
А учеба шла своим чередом, забирая у нас львиную долю нашей энергии, времени, сил. Программа была достаточно насыщенной. Предметов было много, и мы занимались с утра до вечера, кроме воскресенья. По многим предметам были прекрасные педагоги, и мы получали глубокое музыкальное образование. Позже, когда я продолжала учебу в Киеве, из программы были исключены ряд предметов, а добавлены часы для работы по специальности. Это было правильно и логично.
Марья Степановна занималась со мной очень активно, энергично и интересно, даже иногда брала меня к себе домой, когда нужно было техникой подзаняться. Правда, мне мешали частые простуды. Не смотря на это, я весьма успела и в полугодовой экзамен пела довольно приличную программу и получила 4. Мой позорный вступительный экзамен забылся и меня очень похвалили. Правда, дефектов у меня было предостаточно, но меня выручала музыкальность.
Наступили каникулы. Я несколько раз побывала у Ольги. Пролетели каникулы очень быстро и продолжились занятия. Была еще зима с февральскими морозами и вьюгами. Воздух начал теплеть, чувствовалось приближение весны. Снег таял, в прогалинах появилась первая молодая травка, набухали почки на деревьях. Когда прошел очень сильный ливень, снег как-будто смыло и оголилась земля, которая за несколько дней начала покрываться травой и какими-то побегами. Наконец наступили теплые дни и распустились листочки на деревьях! Было так красиво и нежно! Так, идя на занятия и домой, проходя мимо Шевченковского парка, мы наблюдали за постепенным возрождением природы.
В один из выходных мы пошли гулять по парку, наслаждаясь весенней красотой. Весна изменила и людей - они стали мягче и добрее. Каждый ждал и надеялся, что скоро произойдут хорошие изменения в жизни и все страшное останется позади. Обнадеживали сводки с фронта. Наши войска были под Берлином!
Наконец пришла долгожданная Победа! Маршал Жуков принял полную и безоговорочную капитуляцию немецкого командования! Война окончилась!
Мы сидели в своей комнате, когда услышали безумный крик:
- Ребята! Война закончилась!
Что тут началось! Все выскочили из своих комнат, обнимались, целовались, поздравляли друг друга! Затем вместе выбежали на улицу. Добежав до Шевченковского парка, мы увидели большие толпы людей. Людям тоже не сиделось дома, всеобщая радость охватила всех. Смешавшись с толпой, мы продолжали ликовать и радоваться! Потом я устала, и мне ужасно захотелось провести несколько часов в теплой домашней обстановке. Я пошла к Ольге.
Вся семья была в приподнятом, радостном настроении. Они очень обрадовались моему приходу. Мы расцеловались, поздравили друг друга с Победой. Был накрыт стол, и мы выпили за Победу, а потом долго сидели и вспоминали прожитое. Вечером, когда я вернулась в общежитие, веселье и радость продолжались до глубокой ночи! Так прошло несколько счастливых дней, и я получила от мамы письмо о том, что погиб Володя. Меня это ударило, как обухом по голове. Несмотря на то, что письмо ласковое, теплое, мама меня утешала, я была потрясена, ноги подкосились, я села на скамейку на почте, а в голове билась одна мысль - Володи больше нет, вот цена нашим радостям! Я долго просидела и на ватных ногах поплелась к Ольге. Она, прочитав письмо, заплакала, обняла меня и говорит:
- Что поделаешь? Это война. Горе большое...
Я не плакала. Она поняла, что меня надо вывести из этого трагического оцепенения. Она повела меня в парк. Мы ходили по аллеям, садились на скамеечки, опять ходили... Очень много времени мы провели в парке на Владимирской горке. Я не плакала, но меня разрывало чувство вины перед Володей, что я была такая не внимательная сестра, я не знала ничего о его жизни, только читала его письма к маме. Все кончено! Я не смогу даже попросить прощения за свое невнимание. А до чего он был прелестный человек - мягкий, нежный... Поэт! Он был значительно лучше меня и по характеру, и как человек! Какая трагическая судьба! Он погиб за несколько дней до окончания войны!
Ольга утешала меня как могла. Она очень хорошо чувствовала, что я переживаю, что мне нужно излить свою душу, свое горе близкому человеку. И мне стало значительно легче. Я расплакалась. Ольга молча сидела возле меня, пока я плакала. Она понимала, что эти слезы принесут мне облегчение. Наконец, я успокоилась, и мы пошли домой. Потом как-будто что-то во мне сломалось, что-то изменилось. Если раньше я очень редко плакала, я могла сидеть обиженная, переживать все, то теперь я стала слезливой. Чуть что - слезы, пою грустное произведение - полные глаза слез. Я старалась держать себя в руках, не распускаться, не поддаваться унынию, много занималась, усиленно готовилась к экзаменам. Но нет-нет на меня нападала какя-то тоска, чувство тревоги. Чуть позже я разобралась, что со мной происходило. Переживая трудности военного времени, мы с огромным нетерпением ждали Победы, которая принесет нам новую жизнь, новое счастье. И вот Победа наступила.
Я продолжала учиться, жила в общежитии, но с трудом представляла свою дальнейшую жизнь, не видела перспективы. Продолжать дальше свое неустроенное и полуголодное существование в Киеве я не была в силах... В Челябинск я не могла поехать - меня там ничего интересного не ждало. Медициной я не собиралась дальше заниматься. К тому же, у меня по специальности, по вокалу, не было больших успехов. Марья Степановна была начинающим педагогом, хотя работала очень энергично и старалась, но многого просто не знала. Я не могу сказать, что стояла на месте. Я подготовила экзаменационную программу, где пела приятные вещи, но это не то, что мне нужно было. Я чувствовала, что таким способом я хорошо не запою. На меня напало уныние.
Вскоре пришло письмо от Жени. Ласковое и теплое. Она тоже переживала гибель Володи и утешала и успокаивала меня. Она категорически заявила: "Я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе жить одной в полуразрушенном городе. Сдаешь экзамены, берешь документы и переезжаешь немедленно ко мне в Москву. Когда ты будешь со мной, я буду за тебя спокойна. Высылаю деньги на дорогу!"
Такой поворот событий в моей жизни был для меня очень радостен. Я не знала, что меня ждет в Москве, но жить рядом с Женей для меня было большим счастьем. Она удивительно чувствовала, когда мне плохо, и всегда приходила на помощь. Так было и на сей раз.
Я с нетерпением ждала окончания экзаменов, которые сдала очень неплохо. Попрощалась с Ольгой, забрала документы из консерватории и начала укладывать вещи. Девчата мне помогали. Кое что из вещей я им подарила. Валя Лихоносова, которая очень переживала разлуку со мной, отрезала большую красивую пуговицу с моего демисезонного пальто и сказала:
- Вещи мне не нужны - они износятся и выбросятся. А это будет мне память о тебе на всю жизнь
Немного забегу вперед. Когда у меня были гастроли в Свердловске, неожиданно за кулисы ко мне пришла Валя! Она жила там с мужем, который работал в оркестре оперного театра. Следующий день у меня был свободен, и я целый вечер просидела у них в гостях. Она демонстративно показала свою реликвию - мою пуговицу! Это было очень трогательно:
- Знаешь, Галя! Те дни забыть невозможно. У нас с тобой была такая трогательная и нежная дружба. Я это буду помнить всю свою жизнь. И хранить эту пуговицу!
Ее муж Степан с нами вместе учился в Киеве, там они и поженились. Так что нам было о чем вспомнить.
Но вернемся назад. Все было готово к отъезду, куплен билет на поезд, дана телеграмма Жене, вещи были собраны. И, наконец, с провожающими меня подружками я направилась на вокзал. Поезд уже стоял. Мы быстро вошли в вагон. Девочки помогли мне устроиться. Мы еще немного посидели, поговорили, пока проводница не предупредила, что провожающие должны выйти из вагонов. Мы быстренько попрощались, пожелали друг другу всего хорошего - успехов, удачи. Девочки вышли на перрон. Поезд тронулся. Мы еще помахали друг другу на прощание, но проводница захлопнула дверь и я вернулась на свое место.
На Крещатике также работали немецкие военнопленные. Их было видно издалека по специфическому цвету их одежды. Жили они в огромном одноэтажном доме на Прорезной, рядом с маленьким консерваторским общежитием. Девочки рассказывали, что в открытые окна они слышали звуки губной гармошки - любимого музыкального инструмента немецких солдат.
На обратном пути, зайдя в консерваторию, я узнала, что экзамен на первый курс будет в первых числах сентября. Нам для подготовки оставались считанные дни, и мы ежедневно работали над тремя произведениями, необходимыми по программе. Наконец настал день экзаменов. Я с самого утра не переставала волноваться. Как я ни старалась успокоиться, взять себя в руки - ничего не помогало! Так, трепеща и волнуясь, я вышла на сцену к роялю. Естественно, мне не удалось хорошо спеть. Хотя я была прилично подготовлена и уверена, что хорошо спою, я все же спела значительно хуже своих возможностей. Голос дрожал, дыхание рвалось, у меня не получилось то, что всегда получалось! Вероятно, комиссии не понравились ни мой голос, ни мое пение. Марье Степановне пришлось меня отстаивать, объяснять, что вообще я пою хорошо, но очень растерялась. Мне повезло, что набор на первый курс был очень маленькими. Фактически, не было конкурса. Про наш набор шутя говорили, что достаточно было прийти, поздороваться - и тебя сразу зачисляли! На сей раз комиссия послушала Марью Степановну. Мне поставили мне 3 и приняли в консерваторию!
Я была очень счастлива, но досада, что я не показала себя в лучшем виде, что я подвела Марью Степановну, не покидала меня. Успокаивая себя внутренне, я решила, что буду учиться и покажу, что я чего-то стою.
Вскоре приехал муж Марьи Степановны, и меня определили в общежитие на улице Владимирской (тогда это была улица Короленко), где-то возле от улицы Саксаганского. Это было полуразрушенное здание и единственная квартира на третьем этаже была целой. Там в нескольких комнатах и располагалось общежитие. Нас было четыре девушки. Три вокалистки, включая меня, и одна пианистка. В комнате стояло довольно потрепанное пианино. Мы очень быстро подружились. Мне очень повезло с соседками! Это были простые и очень добрые девушки, как на подбор! Мы жили душа в душу, помогали друг другу, сочувствовали и понимали, что трудно, но надо жить вместе и дружно!
Через много лет при разных обстоятельствах и в разных городах мне удалось с ними встретиться! Мы с большой теплотой вспоминали нашу жизнь в том полуразрушенном доме, в ужасном общежитии.
В консерватории было еще одно общежитие на Прорезной, но там жили старшие курсы и те, кто приехал вместе с консерваторией из Свердловска.
В Челябинске, учась в училище, я познакомилась с очень милой женщиной - Ольгой Карпель. Она тоже была киевлянка. Мы очень быстро подружились, потому что она так же, как и я, любила музыку, и у нас было очень много общего. Она только недавно вышла замуж за инженера Женю Карпеля. У меня сохранилось пара фотографий, сделанных ими после женитьбы. Мы продолжали дружить, и когда освободили Киев , они очень быстро уехали из Челябинска. Мы продолжали переписываться. У меня был их адрес и я, приехав в Киев, их нашла. Жили они на площади Богдана Хмельницкого в большом шикарном доме, в очень хорошей квартире, правда, с соседями. Меня очень тепло и хорошо встретили. Особенно рада была Ольга, которой так нужно было, чтобы рядом с ней был человек, близкий по духу, с которым можно было поговорить на любые темы, отвести душу. Мне она была тоже очень близким человеком. И мы с ней продолжали дружить, радуясь каждой нашей встрече. К сожалению, часто у них бывать я не могла по разным причинам. Но у меня был дом, где я могла посидеть в уютной домашней атмосфере, а это мне было очень нужно.
Попав в консерваторию, я почувствовала, что осуществляется моя тайная мечта - я пою, я учусь петь! Я попала в совершенно иной, новый для меня мир - мир музыки! И это был мой мир!
Учиться мне было достаточно легко и очень интересно, несмотря на жизненные трудности, которых было предостаточно: неустроенный быт, хождения по темным улицам вечером после занятий, очень скудное питание! Мы всегда были голодны. Когда получали стипендию - начинался пир. Мы отправлялись на базар, который был рядом с консерваторией, и покупали, кто о чем мечтал. Я же покупала кусочек хлеба и стакан ряженки. Я все время мечтала о ряженке, ведь каждый день нельзя было ее кушать. Для меня это было слишком дорого. Ряженка была чудесная, густая, как сметана! Я получала огромное удовольствие!
Еще у нас в комнате был праздник, когда кто-то из нас получал посылку с продуктами! Естественно, кушали все, растягивая удовольствие как можно дольше. Это тоже было подспорье к нашему рациону. Но это было достаточно редко, потому что Вале Лихоносовой вообще никто не присылал посылок, я получила 2 или 3 раза, мама писала, что им очень трудно собрать мне посылку - сами еле-еле сводили концы с концами. Мне присылала небольшие деньги благодаря тому, что она шила соседям...
Так мы потихоньку существовали и не унывали. Когда прошел сентябрь и после довольно жаркого бабьего лета наступило похолодание, нам стало трудно. В комнатах было очень холодно, и мы по долгу задерживались в консерватории, где было не слишком тепло, но терпимо. Когда на улице стало совсем холодно, нам в общежитие в каждую комнату привезли железные маленькие печки "буржуйки". От нее шла не очень толстая труба, которую вывели в форточку. Форточку сняли и вместо нее прибили металлический лист с круглой дыркой посредине. В эту дырку и вывели трубу на улицу. Внизу был ящик для дров, а сверху - обычная плита, только с одной конфоркой. Нам объяснили, как ею пользоваться, привезли дрова и немного угля. Мы в первый же день накипятили себе чай! От этой печки было так жарко, что мы все поснимали себя, были в одних рубашках! А когда мы легли спать и печка стала затухать становилось все холоднее и холоднее. Когда мы встали утром - на подоконнике замерзла вода. Мы быстренько протопили печку, кое что подогрели, вскипятили чай и убежали на занятия. Одна из нас осталась проследить, чтобы огонь полностью потух и тоже ушла. Постепенно мы научились правильно пользоваться печкой -чтобы поменьше дров уходило и чтобы в комнате было не слишком жарко. Кроме того, мы еще должны были научиться каждое полено рассекать топором на несколько кусочков. И это мы освоили.
Из всех девушек, с которыми я жила, наибольшая дружба у меня была с Валей Лихоносовой. Она была старше и с каким-то жизненным опытом. Я для нее была как младшая сестра, которую нужно постоянно опекать, заботиться, возиться со мной. Когда я болела, а я часто простуживалась, она была со мной и лечила меня изо всех сил.
Вспомнились мне два эпизода, связанные с нашей дружбой. Получилось так, что, несмотря на наше экономное хозяйствование, у нас кончались продукты и деньги, надо было думать, что же делать дальше. Тут пришла моей Вале гениальная мысль! Пойдем сдавать кровь! Там дадут деньги и накормят. Везде висели плакаты, призывающие быть донорами - армии нужна была кровь! И мы вдвоем с Валей пошли на донорский пункт. Я сдала кровь, такое впечатление, что довольно много. Нас накормили обедом из четырех блюд и дали какие-то деньги. Мы возвращаемся домой и я чувствую, что теряю силы - ноги ватные, голова кружится. Валя меня обняла, я - ее и так мы доплелись до общежития. Я легла на кровать, чувствуя ужасную слабость. Вечером меня опять покормили. На следующий день я не пошла на занятия, так как еще не пришла в себя. Слабость я чувствовала несколько дней...
Второй эпизод. Когда наступили очень сильные морозы, все крысы, которые были на нижних этажах, приходили к нам греться! Эти хитрые и очень осторожные существа появлялись лишь ночью, когда все спали. Утром, когда люди просыпались, они моментально исчезали. Потом они обнаглели. Как-то под утро, когда в комнате стало холодно, я проснулась от того, что кто-то ходит по мне и ложится! Я поняла, что это крыса! Я ужасно испугалась, вскочила, начала кричать и она моментально исчезла. Все вскочили, забеспокоились и вновь уснуть никому не удалось. Это уже было слишком! У меня появился страх лечь в постель - я все время прислушивалась, не ходит ли по мне крыса. Я очень была измучена этими полубессонными ночами. Тут Валя решила меня спасать. Она в каком-то магазине разговорилась с женщиной, рассказала о нашем бедственном положении и та предложила, чтоб мы у нее пожили с недельку, тем более, что Валя предлагала деньги (они у нее пока были). Эта женщина жила на улице Саксаганского, во дворе, в небольшом домике на первом этаже. У нее была одна комната и кухня. В этой комнате стояло две кровати. На одной она предложила спать нам вдвоем. Мы с радостью согласились. У нее было тепло, она топила небольшую грубу - так назывались небольшие печи. Днем мы были на занятиях, к вечеру приходили к ней ночевать. Так мы прожили несколько дней, потом вернулись в общежитие, я получила деньги от мамы, кто-то посылку! Мы опять более-менее продолжали существовать. Тем более, что в наше отсутствие забили дырки в полу и крысы не могли проникать в нашу комнату!
А как-то пришла помощь от моих родственников. Дело в том, что мой дядя, полковник, работал в руководстве пожарной охраны страны. Ему были подчинены все пожарные управления страны, в том числе, и Киевское. Женя, когда узнала из моего письма, как мне туго живется, обратилась к нему - не может ли он помочь мне через своих пожарных. И вот в один прекрасный день к нам пришел очень солидный человек в военной форме, очень солидный, передал мне привет от дяди и сказал, что ему поручено мне помочь, спросил, что нужно. Мы ему сказали, что нужны дрова и не мешало бы что-нибудь из еды. Он сказал, что постарается нам помочь. Он назвал день и час, когда все живущие в общежитии должны будут собраться, и он привезет дрова и картошку. Нужно будет помочь разгрузить машину. И вот в назначенный день подъехала машина с дровами и двумя мешками картошки. Все общежитие спустилось вниз и стали тащить наверх дрова. В коридоре образовалась огромная куча! Подняли наверх и мешки с картошкой. Я их поблагодарила и они уехали. Все начали разбирать дрова по комнатам. Мы тоже сделали у себя большой запас дров! Также запаслись и картошкой. Правда, картошку разобрали тоже все. Таким образом, все, живущие в общежитии, были обеспечены теплом и немного - едой! Конечно, было много радости и шуток:
- Ну, у тебя и дядя! Вот так дядя! Передай ему от нас всех огромное спасибо!
А учеба шла своим чередом, забирая у нас львиную долю нашей энергии, времени, сил. Программа была достаточно насыщенной. Предметов было много, и мы занимались с утра до вечера, кроме воскресенья. По многим предметам были прекрасные педагоги, и мы получали глубокое музыкальное образование. Позже, когда я продолжала учебу в Киеве, из программы были исключены ряд предметов, а добавлены часы для работы по специальности. Это было правильно и логично.
Марья Степановна занималась со мной очень активно, энергично и интересно, даже иногда брала меня к себе домой, когда нужно было техникой подзаняться. Правда, мне мешали частые простуды. Не смотря на это, я весьма успела и в полугодовой экзамен пела довольно приличную программу и получила 4. Мой позорный вступительный экзамен забылся и меня очень похвалили. Правда, дефектов у меня было предостаточно, но меня выручала музыкальность.
Наступили каникулы. Я несколько раз побывала у Ольги. Пролетели каникулы очень быстро и продолжились занятия. Была еще зима с февральскими морозами и вьюгами. Воздух начал теплеть, чувствовалось приближение весны. Снег таял, в прогалинах появилась первая молодая травка, набухали почки на деревьях. Когда прошел очень сильный ливень, снег как-будто смыло и оголилась земля, которая за несколько дней начала покрываться травой и какими-то побегами. Наконец наступили теплые дни и распустились листочки на деревьях! Было так красиво и нежно! Так, идя на занятия и домой, проходя мимо Шевченковского парка, мы наблюдали за постепенным возрождением природы.
В один из выходных мы пошли гулять по парку, наслаждаясь весенней красотой. Весна изменила и людей - они стали мягче и добрее. Каждый ждал и надеялся, что скоро произойдут хорошие изменения в жизни и все страшное останется позади. Обнадеживали сводки с фронта. Наши войска были под Берлином!
Наконец пришла долгожданная Победа! Маршал Жуков принял полную и безоговорочную капитуляцию немецкого командования! Война окончилась!
Мы сидели в своей комнате, когда услышали безумный крик:
- Ребята! Война закончилась!
Что тут началось! Все выскочили из своих комнат, обнимались, целовались, поздравляли друг друга! Затем вместе выбежали на улицу. Добежав до Шевченковского парка, мы увидели большие толпы людей. Людям тоже не сиделось дома, всеобщая радость охватила всех. Смешавшись с толпой, мы продолжали ликовать и радоваться! Потом я устала, и мне ужасно захотелось провести несколько часов в теплой домашней обстановке. Я пошла к Ольге.
Вся семья была в приподнятом, радостном настроении. Они очень обрадовались моему приходу. Мы расцеловались, поздравили друг друга с Победой. Был накрыт стол, и мы выпили за Победу, а потом долго сидели и вспоминали прожитое. Вечером, когда я вернулась в общежитие, веселье и радость продолжались до глубокой ночи! Так прошло несколько счастливых дней, и я получила от мамы письмо о том, что погиб Володя. Меня это ударило, как обухом по голове. Несмотря на то, что письмо ласковое, теплое, мама меня утешала, я была потрясена, ноги подкосились, я села на скамейку на почте, а в голове билась одна мысль - Володи больше нет, вот цена нашим радостям! Я долго просидела и на ватных ногах поплелась к Ольге. Она, прочитав письмо, заплакала, обняла меня и говорит:
- Что поделаешь? Это война. Горе большое...
Я не плакала. Она поняла, что меня надо вывести из этого трагического оцепенения. Она повела меня в парк. Мы ходили по аллеям, садились на скамеечки, опять ходили... Очень много времени мы провели в парке на Владимирской горке. Я не плакала, но меня разрывало чувство вины перед Володей, что я была такая не внимательная сестра, я не знала ничего о его жизни, только читала его письма к маме. Все кончено! Я не смогу даже попросить прощения за свое невнимание. А до чего он был прелестный человек - мягкий, нежный... Поэт! Он был значительно лучше меня и по характеру, и как человек! Какая трагическая судьба! Он погиб за несколько дней до окончания войны!
Ольга утешала меня как могла. Она очень хорошо чувствовала, что я переживаю, что мне нужно излить свою душу, свое горе близкому человеку. И мне стало значительно легче. Я расплакалась. Ольга молча сидела возле меня, пока я плакала. Она понимала, что эти слезы принесут мне облегчение. Наконец, я успокоилась, и мы пошли домой. Потом как-будто что-то во мне сломалось, что-то изменилось. Если раньше я очень редко плакала, я могла сидеть обиженная, переживать все, то теперь я стала слезливой. Чуть что - слезы, пою грустное произведение - полные глаза слез. Я старалась держать себя в руках, не распускаться, не поддаваться унынию, много занималась, усиленно готовилась к экзаменам. Но нет-нет на меня нападала какя-то тоска, чувство тревоги. Чуть позже я разобралась, что со мной происходило. Переживая трудности военного времени, мы с огромным нетерпением ждали Победы, которая принесет нам новую жизнь, новое счастье. И вот Победа наступила.
Я продолжала учиться, жила в общежитии, но с трудом представляла свою дальнейшую жизнь, не видела перспективы. Продолжать дальше свое неустроенное и полуголодное существование в Киеве я не была в силах... В Челябинск я не могла поехать - меня там ничего интересного не ждало. Медициной я не собиралась дальше заниматься. К тому же, у меня по специальности, по вокалу, не было больших успехов. Марья Степановна была начинающим педагогом, хотя работала очень энергично и старалась, но многого просто не знала. Я не могу сказать, что стояла на месте. Я подготовила экзаменационную программу, где пела приятные вещи, но это не то, что мне нужно было. Я чувствовала, что таким способом я хорошо не запою. На меня напало уныние.
Вскоре пришло письмо от Жени. Ласковое и теплое. Она тоже переживала гибель Володи и утешала и успокаивала меня. Она категорически заявила: "Я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе жить одной в полуразрушенном городе. Сдаешь экзамены, берешь документы и переезжаешь немедленно ко мне в Москву. Когда ты будешь со мной, я буду за тебя спокойна. Высылаю деньги на дорогу!"
Такой поворот событий в моей жизни был для меня очень радостен. Я не знала, что меня ждет в Москве, но жить рядом с Женей для меня было большим счастьем. Она удивительно чувствовала, когда мне плохо, и всегда приходила на помощь. Так было и на сей раз.
Я с нетерпением ждала окончания экзаменов, которые сдала очень неплохо. Попрощалась с Ольгой, забрала документы из консерватории и начала укладывать вещи. Девчата мне помогали. Кое что из вещей я им подарила. Валя Лихоносова, которая очень переживала разлуку со мной, отрезала большую красивую пуговицу с моего демисезонного пальто и сказала:
- Вещи мне не нужны - они износятся и выбросятся. А это будет мне память о тебе на всю жизнь
Немного забегу вперед. Когда у меня были гастроли в Свердловске, неожиданно за кулисы ко мне пришла Валя! Она жила там с мужем, который работал в оркестре оперного театра. Следующий день у меня был свободен, и я целый вечер просидела у них в гостях. Она демонстративно показала свою реликвию - мою пуговицу! Это было очень трогательно:
- Знаешь, Галя! Те дни забыть невозможно. У нас с тобой была такая трогательная и нежная дружба. Я это буду помнить всю свою жизнь. И хранить эту пуговицу!
Ее муж Степан с нами вместе учился в Киеве, там они и поженились. Так что нам было о чем вспомнить.
Но вернемся назад. Все было готово к отъезду, куплен билет на поезд, дана телеграмма Жене, вещи были собраны. И, наконец, с провожающими меня подружками я направилась на вокзал. Поезд уже стоял. Мы быстро вошли в вагон. Девочки помогли мне устроиться. Мы еще немного посидели, поговорили, пока проводница не предупредила, что провожающие должны выйти из вагонов. Мы быстренько попрощались, пожелали друг другу всего хорошего - успехов, удачи. Девочки вышли на перрон. Поезд тронулся. Мы еще помахали друг другу на прощание, но проводница захлопнула дверь и я вернулась на свое место.