Детство и школьные годы
Всё, что я смогу вспомнить с самых маленьких моих лет.
Родилась я в городе Запорожье 24 марта 1923 года. Но с датой моего рождения вышла некоторая неувязка. В моей метрике записано, что я родилась 23 марта, а в семье всю жизнь мой день рождения праздновали 24 марта. Никто не мог пояснить, как это произошло. Мама тоже. Никто в те годы понятия не имел, что назвали меня Галиной в день моего ангела-хранителя Галины. Так уж совпало! Всю жизнь меня хранит мой Ангел-хранитель от бед и несчастий.
О первых днях моей жизни рассказывала мне моя тетя Женя. Ей было 14 лет, когда я родилась. Я была первым младенцем, которого она увидела в жизни. На нее я произвела огромное впечатление. Мама рожала дома. Акушерка вынесла в белоснежных пеленках маленькую куколку, как напудренную. Я очень ей понравилась. Она как-то мне рассказывала:
- Как только я тебя увидела, мое сердце буквально прикипело к тебе на всю мою жизнь! Ты стала для меня маленькое родное существо!
И это действительно было на всю жизнь. Как бы плохо мне не было, что бы не случилось со мной, Женя всегда приходила на помощь. Она меня любила, пожалуй, не меньше, чем своих детей.
Родилась я в городе Запорожье 24 марта 1923 года. Но с датой моего рождения вышла некоторая неувязка. В моей метрике записано, что я родилась 23 марта, а в семье всю жизнь мой день рождения праздновали 24 марта. Никто не мог пояснить, как это произошло. Мама тоже. Никто в те годы понятия не имел, что назвали меня Галиной в день моего ангела-хранителя Галины. Так уж совпало! Всю жизнь меня хранит мой Ангел-хранитель от бед и несчастий.
Родители со мной
О первых днях моей жизни рассказывала мне моя тетя Женя. Ей было 14 лет, когда я родилась. Я была первым младенцем, которого она увидела в жизни. На нее я произвела огромное впечатление. Мама рожала дома. Акушерка вынесла в белоснежных пеленках маленькую куколку, как напудренную. Я очень ей понравилась. Она как-то мне рассказывала:
- Как только я тебя увидела, мое сердце буквально прикипело к тебе на всю мою жизнь! Ты стала для меня маленькое родное существо!
И это действительно было на всю жизнь. Как бы плохо мне не было, что бы не случилось со мной, Женя всегда приходила на помощь. Она меня любила, пожалуй, не меньше, чем своих детей.
Мы с Женей в 1987 году
Теперь о моем отце. Он очень хотел сына, и когда я родилась, для него это была большая неприятность, мягко говоря. Он не просто потерял ко мне интерес, но и вообще не замечал моего существования. Я об этом смело могу сказать, потому, что много лет после мама рассказывала о таком эпизоде. Мне было, пожалуй, два с половиной года и я уже хорошо разговаривала. Папа любили играть в шахматы со своим дядей, дядей Колей, который жил неподалеку от нас. Как-то в окошко я увидела, что к нам идет дядя Коля. Я схватила шахматы, с трудом притащила их папе и говорю: "Папа! Дядя Коля. Шахматы". Отец на меня удивленно посмотрел и говорит: "Зоря! Иди сюда! Галя начала разговаривать!" Мама расплакалась:
- Как ты можешь так, Стасик! Да она давным-давно разговаривает, только ты с ней не разговариваешь!
Правда, по словам мамы, после ее горьких слез он несколько смягчился и начал иногда меня замечать. Каким-то чудом маме удалось сохранить фотографии моих ранних лет и в довольно хорошем состоянии. Вот я на руках у бабушки Анюты, мне годик. Вот я на руках у моей няни Нюры, интеллигентной, милой женщины, мне года два. А вот семейная фотография - я с папой и мамой. Очевидно, они пошли сфотографировать меня в мой годовалый "юбилей".
А дальше пойдет рассказ о том, что у меня сохранилось в памяти от тех очень далеких лет.
Бердичев. Мне 4 года. Смутно помню огромный дом и большой сад возле него, запущенный, поросший высокой травой. Там я гуляла с няней, собирала каких-то букашек и рвала цветочки. Помню, как с бабушкой и няней сидели у речки, которая очень не красиво называлась - Гнилопять. Но самое сильное впечатление, пожалуй, самое сильное в Бердичеве, это - пожар! Очень странный пожар. Как раз напротив нашего дома находилась городская пожарная команда. И вот там произошел пожар. Что-то очень сильно загорелось, было огромное пламя и черные клубы дыма. Огонь перебросился на здание, деревянное здание горело, как огромный костер. Все боялись, что огонь перебросится и на наш дом. Чувствовался жар оттуда. Все стали хватать какие-то вещи! В доме была паника! Я это очень хорошо запомнила потому, что тоже вместе со всеми бегала и что-то собирала! Пожар, к счастью, быстро потушили, все успокоились и домашние наши вышли во двор, смотрели, как тушат пожар и я вместе с ними. Это было грандиозное зрелище. Еще был черный дым, кое-где языки пламени, но уже лилась вода и огромные клубы пара закрывали от нас все происходящее. Вот и все о Бердичеве.
В те годы тетя Пана с бабушкой жили в городе Краснодаре. Как они туда попали – не имею представления. Тетя Пана была учительницей. Детей у нее не было и все свои материнские чувства она перенесла на нас с Володей. Очень скучала и очень хотела нас видеть. А поскольку Володя очень сильно болел, то она считала целесообразным на зиму забрать меня к себе в Краснодар. Все посоветовали и решили, что можно будет больше внимания уделить этому очаровательному, но очень болезненному мальчику. А поскольку бабушка, приехавшая к нам на лето, должна была возвращаться в Краснодар, она забрала меня с собой. И там я провела зиму с этими двумя очаровательными, добрыми, милыми женщинами. Мне было с ними так хорошо, что я даже не скучала по дому! Я помню, как мы с тетей Паной ходили по городу и она покупала мне что-нибудь вкусненькое. Я помню, как мы зашли к какому-то дворовому фотографу. Висело полотнище с примитивно нарисованным самолетом и с дыркой для лица у летчика. Мне пришлось подняться по какой-то лестнице и засунуть мордочку в эту дырку. Получилась великолепная фотография - я управляю самолетом! Эта фотография до сих пор у меня есть. Помню еще, что мне очень много обещали показать реку Кубань.
- Вот мы пойдем на речку! Ты увидишь, какая у нас речка. Уже была ранняя весна. И вот как-то в один из ярких солнечных дней тетя Пана со своими друзьями, взяв меня с собой, решили прогуляться к реке. Когда мы подошли к Кубани, я была поражена, что это такая не красивая, мрачная, плохая речка! Вода мутная, даже бурая, берега грязные, еще весенние, только недавно сошел снег, голые деревья. Что могло понравиться маленькой девочке. И когда меня спросили, понравилась ли мне речка, я откровенно сказала - НЕТ! Она не красивая. Наша Гнилопять красивее. Все рассмеялись:
- Ну да! Конечно ваша Гнилопять наверно шикарная река! Ничего, приедешь к нам летом и увидишь какова Кубань.
Тетя Пана в своем педагогическом рвении решила меня обучать. Сначала попробовали научить меня вышивать. Но из этого почти ничего не получилось. Те салфеточки, которые я вышивала при помощи бабушки, никуда не годились. Там очень трудно разобрать, что я такое навышивала. Но более легко пошли занятия по арифметике и языку. Я оказалась довольно способной ученицей. Арифметика шла у меня быстро, я очень хорошо соображала. Тетя Пана была от меня в восторге. Писать она меня учила печатными буквами. Сначала отдельные буквы, потом слова и, наконец, я написала первое письмо в своей жизни маме. Мама сохраняла это письмо, как семейную реликвию и всегда показывала:
- Это в 4 года дочка написала мне письмо!
По букварю, где напечатано все крупными буквами, тетя Пана постепенно учила меня читать. Таким образом, когда тетя Пана на лето приехала к нам и привезла меня, она продолжала со мной заниматься. Постепенно я научилась читать книжки для самых маленьких. К шести годам я уже читала сказки, а также маленькие стихотворения, написанные для младшего возраста.
Что особенно запомнилось мне из жизни в Краснодаре - это бабушкины пирожки. Они особенные были! Из темной муки, а начинка из гречневой каши, поджаренного лучка и меленько-меленько нарезанной рыбки, селедочки, довольно жирненькой. Эти пирожки были для меня просто объедение! Бабушка их мне часто готовила. Когда я приехала домой, то заявила:
- Хочу пирожки с гречневой кашей!
- Что еще ты хочешь? Что это за пирожки с кашей?
- Бабушка готовила, и я это очень люблю.
- Вот бабушка приедет, она нам испечет. Может и нам понравится.
Меня просто высмеяли.
Из Краснодара весной я поехала с тетей Паной уже не в Бердичев, а в Белую Церковь, куда переехала наша семья. Вот о моей жизни в Белой Церкви у меня осталось огромное количество воспоминаний.
Вскоре, погостив у своей сестры, к нам приехала бабушка Анюта. Наша семья занимала большой красивый одноэтажный дом, очень просторный, в нем было много комнат, широкий коридор, а вдоль коридора стояли скамеечки-банкетки. Те, кто у нас гостил, занимали свободные комнаты. Всем было просторно и вольготно. Перед домом был большой двор с конюшней, в которой стояли два прекрасных коня, купленных отцом, большим любителем лошадей. При них постоянно находился конюх. Я и сейчас помню этих лошадей - два прелестных красавца, темно-темно коричневого цвета, хорошо ухоженные, блестящие, а по морде ото лба шла белая полоса, которая кончалась на груди большим белым пятном. Оба были абсолютно одинаковые. Отец очень гордился таким своим приобретением и очень был к ним привязан.
Володя был еще маленький и с ним возилась бабушка, а я проводила много времени с тетей Паной. Мы с ней гуляли куда-то за город на луг, ходили собирать цветы, в основном – васильки. Тогда очень много было в поле васильков, и мы приносили большие букеты и ставили в вазы. Гуляя с тетей Паной, мы все время беседовали. Она очень много мне рассказывала обо всем, что меня интересовало. У нее хватало терпения спокойно и рассудительно отвечать на все мои почемучки. Кроме того, она продолжала заниматься со мной и арифметикой, и чтением, и письмом. За это лето я узнала много интересного и стала лучше писать, читать и считать!
Я не разу не помню, чтоб когда-нибудь отец и мама поехали отдыхать на юг или чтобы вообще у отца был отпуск и он был дома какое-то время. Этого не бывало. Очевидно, его работа не давала ему возможности надолго отлучаться. Но были какие-то 2-3 дня, в которые он отдыхал и проводил с семьей.
Так, летом мы часто ездили на двух-трех больших лодках вместе с нашими друзьями по очень красивой реке Рось в большой старинный парк. Это действительно был очень красивый парк. Назывался он Александрийский. Там были вековые деревья, дубы в несколько обхватов, красивые поляны, вся природа была изумительно красива. Наши друзья искали хороший лужок или поляну, расстилали там ковры, скатерти, а поскольку везли большое количество вина и провизии - все это расставляли и, конечно, шел пир во всю! Мы гуляли по парку, возвращались, кушали - и так до самого вечера, а потом на этих же лодках отправлялись домой. Это было очень веселое времяпрепровождение. Так, отдохнув и расслабившись, отец опять погружался в работу, которая длилась с утра до позднего вечера.
В некоторые свободные дни он садился на лошадь и вместе с конюхом (бывшим кавалеристом), они делали длительные прогулки. Приезжали и рассказывали, как далеко они ездили. Это для него тоже был прекрасный отдых. Кроме лошадей отец очень любил собак. И вот у нас в доме появился красавец - немецкая овчарка Альф. Это был по истине элитный пес с огромной родословной от каких-то немецких овчарок из Германии. Эта родословная лежала в серебряном портсигаре, который вручили вместе с собакой. Это был очень обученный и необыкновенно умный и добрый пес. Мы все его обожали.
Один раз отец решил проверить, насколько обучен Альф. Его обучали так, чтоб он в дом пускал постороннего человека, а из дома не выпускал. Когда мы в очередной раз уехали в парк, отец оставил Альфа в доме и двери не запер. Пока мы там были целый день, к отцу пришел сапожник, который принес отцу новые сапоги. Он зашел в дом, а обратно его Альф не выпустил. Этот несчастный человек просидел несколько часов, пока мы не приехали. Отец был в полном восторге:
- Вот это да! Вот это по-настоящему выученный пес!
Куда бы мы не переезжали, Альф всегда оставался членом нашей семьи.
А теперь еще об одном эпизоде в моей жизни. В один из тех вечеров, когда собиралась вся семья и шла непринужденная беседа, коснулись темы воспитания детей. Я очень крепко запомнила, что сказал отец. Он сказал:
- Я считаю, что самое лучшее воспитание это - трудовое воспитание детей. Ребенок должен с самого маленького возраста научиться трудиться. А то вас тут нянек много собралось! Вы мне воспитаете барчуков. - И рассмеялся.
К стати, мама была с ним полностью согласна. Первое, что она заставляла меня делать, это самой застилать постель. Вовочка был маленький и его кроватку застилала бабушка. Меня проверяли каждое утро и часто требовали перестелить. Приходилось перестилать. Но она решила еще больше прибавить мне нагрузку. Наша домработница, молодая девушка, мыла полы в детской. Мама привела меня туда за ручку, вручила тряпочку и сказала:
- Будешь учиться мыть полы. Научите ее отжимать тряпку, - обратилась она к девушке.
Та начала меня учить и, кажется что-то начало получаться. Тогда мама говорит:
- Вот тебе кусочек - под твоей кроваткой и вокруг кроватки. Это будет твое первое задание.
Я начала мыть. Но из этого ничего не получилось. Я была вся мокрая, вода была на полу и я чуть не плакала. Тогда девушка вступилась за меня:
- Что вы от нее хотите? Она ведь еще маленькая. Подрастет и все получится.
И мама отменила эти задания. Больше я полы не мыла.
Где-то к концу лета у нас произошло несчастье. Конюх повел коней на речку купать и они утонули. Они попали в водоворот и не смогли выбраться. Это очень коварная река - Рось. Горе было в семье огромное. Конюх буквально убивался, заливался слезами. Его было ужасно жалко. Но и мы все плакали. Я представляла себе, как эти несчастные кони барахтаются и не могут выплыть и тоже плакала. Но конюха никто не ругал, он не был виноват. Так получилось...
Тетя Пана уехала в Краснодар, ей надо было приступать к занятиям, а бабушка еще на 2-3 месяца осталась помогать маме. И вот как-то осенью произошло в нашей семье событие, которое не только меня потрясло, но и запомнилось в самых мелких деталях на всю мою жизнь. А произошло вот что. Как мне потом уже рассказывали, мама и папа были на каком-то вечере. Перед этим папа подарил ей длинное и красивое жемчужное ожерелье. Возможно, оно было не настоящее, но очень хорошая подделка, оно очень сверкало и было очень нарядное. Мама надела ожерелье на этот вечер. Один их знакомый подошел к ней и говорит:
- Какое у вас красивое ожерелье! Можно я его подержу, посмотрю?
Мама сняла и дала ему в руки. Он посмотрел, вернул ей, и мама одела его обратно. Это видел мой отец. Но он очень много выпил в этот вечер и был сильно пьян. Начал страшно ревновать. Когда они пришли домой, отец очень ее оскорблял, кричал, что она его предала, и грозился убить. Это слышали мы с бабушкой, которая вела нас в ванную умывать. Когда она услышала крик отца "Я убью тебя!", она села на банкетку и застыла. Володю взяла на руки, а я стала на банкетку и обхватила бабушку. Мама оправдывалась:
- Что ты, что ты! Стасик! Я же только дала посмотреть!
- Ты меня предала! Мой подарок, который мне так дорог, ты отдала какому-то чужому мужику! Я тебя убью! Я тебя убью!
Тут мама выбежала из спальни, обезумевшая от страха, и, не заметив нас, помчалась в детскую . За ней следом выскочил отец. «Убью!» - кричал на весь дом. Бабушка крепко прижала меня к себе, испугано глядя на него. Он бежал и увидел нас. Остановился. Я прямо перед собой увидела страшное злобное лицо. Мне стало очень страшно. Он сейчас убьет мою маму! Когда он наклонился, чтоб что-то сказать бабушке, я, не соображая, что делаю, ножкой ударила его в лицо. Я была в туфельке и, наверное, хорошо его ударила. Он мгновенно отрезвел, буквально - мгновенно! Он смотрел на меня своими пьяными глазами, а я, не мигая, смотрела с ненавистью на него. Он опустил руку с пистолетом, наклонился к Володе. Володя тоже был сильно напуган. Он согнулся и с опущенными руками медленно, но, не шатаясь, а довольно грузно развернулся и ушел к себе в спальню.
Бабушка забрала нас в детскую. Там сидела мама, вся заплаканная и очень дрожала. Нас положили спать, а мама так и сидела у нас.
На следующее утро я все время приглядывалась ко всем взрослым - может, проговорятся насчет того, что произошло. Но, как ни странно, все шло обычным путем. Все были спокойны, невозмутимы, мама сидела с нами за завтраком, отца не было. Очевидно, он отсыпался после столь бурной ночи. Жизнь потекла опять тихо и спокойно.
Мои родители были еще молоды. Они были погодки, им обоим не было и по 30 лет. Будучи людьми простыми и общительными, они очень притягивали к себе людей. Даже в новом городе вокруг них образовывался круг знакомых, с некоторыми из них завязывалась дружба. Это были в основном семейные люди. Некоторые приходили к нам в гости с детьми. Если взрослые очень дружили, то у меня не получалась дружба с их детьми. Мне было скучно, неинтересно, я все время хотела, чтоб они скорее ушли домой.
Несмотря на свою огромную загруженность, отец иногда любил проводить время с друзьями. Особенно он любил вечеринки в нашем доме, шумные застолья и мамино пение. Придумав какой-то повод и даже без повода, отец приглашал на вечер гостей. Мама была не только вдохновителем, но и главным организатором этих вечеров. К сожалению, это происходило довольно редко. Но в доме всегда было целое событие. Пеклись вкусные вещи, покупались хорошие вина, доставалась самая лучшая посуда. Мама всегда была на высоте. Когда собирались гости еще до ужина всегда просили маму спеть. Мама не только не отказывалась, это для него была большая радость. И она всегда с большим вдохновением, очень красиво и очень ярко пела. Мне удалось как-то побывать вместе со взрослыми, послушать маму. Меня быстро забрали спать, но три произведения я послушала! Я была в диком восторге, под огромным впечатлением. И как мама пела, и как у нее сверкали глаза, и что она пела, и как все слушали, и как все аплодировали после каждой вещи! Я ушла к себе в детскую, полная впечатлений.
Не знаю, в каком городе мы тогда жили, переезжали мы бесконечно, мне исполнилось 6 лет, шел седьмой. Мама решила, что у меня неважное горлышко, неважная носоглотка и мне необходим морской воздух. Все посовещались и решили, что можно отправить меня в детский санаторий. И мама меня отвезла в Одессу. Не знаю, как назывался санаторий, но знаю, что меня определили в младшую группу. Я ужасно сопротивлялась, ужасно не хотела ехать и бесконечно ревела. Но ничто не помогло. Мама меня оставила и уехала. Надо было знать мой характер. Я всю жизнь, с самого крошечного возраста, совершенно не выносила насилие. Мне нельзя было приказать, меня нельзя было заставить. Я сопротивлялась ужасно. Находясь в детском санатории, я была оскорблена до глубины души, что меня поломали, заставили ехать и оставили одну. Я устроила целый бунт. Я не хотела кушать. Я ходила по длинной аллее, которая шла от входных ворот к основному корпусу. Я ходила, ревела, меня не могла успокоить воспитательница. Я столько слез пролила, это какой-то кошмар! Сначала я отказывалась от еды. Потом, проголодавшись, покушала. Потом пошли в спальню, я поспала, встали утром, и я кое-как позавтракала со всеми, страшно надутая и злая.
Нашу маленькую группу повели к морю. Не к самому морю, а на гору над морем. Там лежали каке-то камни, и на них все малыши легко разместились и стали слушать воспитательницу, которая читала какую-то книжку. Я совершенно не хотела слышать, что она там читала, сидела надутая и злая. Я сидела и смотрела все время на море. Там проплывали где-то далеко-далеко, почти у горизонта, большие два парохода... Потом я обратила внимание, что где-то ближе к берегу очень много лодок, и они плавают, и там люди сидят! Мне так захотелось туда, на какую-нибудь лодочку и уплыть куда-нибудь! Эти лодочки все время были у меня в голове. Я сейчас сбегу и пойду, чтоб меня покатали. Конечно, ничего из этого не получилось. Но я с большим трудом и с большими усилиями воспитательницы стала постепенно входить в какой-то режим. Реветь периодически я не переставала. Кончилось тем, что я похудела. Вызвали мою маму, чтобы забрала меня домой. Решили, что больше меня оставлять никакого нет смысла.
Мама приехала вместе с отцом. Очевидно, у него был отпуск. Она привезла мне очень красивое розовое платье, шуршащее, с белой блестящей полосочкой, верх был гладенький без рукавов, а низ весь был в бантовых складочках! Очень красивое! Надо сказать, что в дальнейшем маму не интересовала моя женская привлекательность. Она безобразно коротко меня стригла. Когда я жаловалась ей, она говорила:
- Зачем тебе нужны эти патлы, которые тебе будут на глаза падать? Так ты аккуратненькая и очень хорошенькая.
Убедить ее было невозможно. Помню, мама решила, что я стала более менее взрослая и решила, что пора заводить мне косички. Сначала они выросли немного ниже ушей и с обеих сторон прикалывались большие приколки, которые держали волосы. Потихоньку выросли и стали ниже плеч, заплетались косички. Они были очень тоненькие. Волосы были у меня очень тоненькие и, заплетенные в две косички, выглядели неприлично тоненькими. Это были просто мышиные хвостики. Мама считала, что яркие банты завязывать в школу не надо. Была какая-то тесемочка, которая вплеталась в волосы и завязывалась маленьким бантиком на конце. Так я и ходила, невероятно смешная с этими косичками. К нам приехала Женя. Она зашла в дом, поздоровалась и поцеловалась с мамой. Тут выхожу из комнаты я. Она стала, как будто остолбенела, и говорит:
- Зоря! Что это за урод!
Я подхожу поближе.
- Что это за урод? Что ты там такое ей позаплетала?! Неси ножницы.
Я принесла ножницы и Женя моментально отрезала эти косички, потом расчесала, еще подровняла, пошли, омыли голову и мои бедные несчастные волосы из плена попали на свободу и начали завиваться, когда высохли.
- Ты видишь, что ты с ней делала! Смотри, какая хорошенькая девочка! Какие кудри! Ты смотри! Никаких косичек!
Мама настолько ее любила, что беспрекословно ей всегда подчинялась. Она сказала:
- Ты права. Ей действительно так лучше.
Вернусь обратно, в Одессу. В гостинице мы прожили дня два-три. Как-то за завтраком отец спрашивает:
- Чем бы таким нам сегодня заняться? Что предпринять?
И я, помня о моих мечтаниях покататься на лодке, говорю:
- Я хочу покататься на лодочке по морю!
Отцу эта идея очень понравилась. Он сказал:
- Правильно, доця, покатаемся! Вот мы пообедаем и пойдем к морю!
После обеда мы пошли на пристань. Отец взял лодку. К нему подходит какой-то человек и говорит:
- Я вам не рекомендую далеко заплывать. Есть штормовое предупреждение и мало ли, что с вами может произойти.
Отец сказал "хорошо" и мы поплыли. Он очень смело греб. У него были длинные и сильные руки. Очень мощно он греб, и наша лодочка довольно далеко заплыла. Начались волны. Мама умоляла, просила вернуться. Наконец она уговорила его. Он повернул и начал плыть обратно к берегу. Когда мы уже подплывали к самой пристани, начались очень сильные волны. С трудом, с помощью еще какого-то человека, мы выбрались из лодки все мокрые с ног до головы и быстренько побежали в гостиницу. Дул довольно сильный и прохладный ветер. Я ужасно замерзла, но, кажется, обошлось без простуды.
Последний город, где мы жили до Харькова – это Днепропетровск. Там я серьезно заболела скарлатиной. А, поскольку мой отец был очень крупным начальством в городе, в больнице, где я находилась с бабушкой, нам предоставили отдельную большую и светлую комнату, в которой мы провели вдвоем очень много дней. Общение с посторонними людьми, даже с родственниками, было категорически запрещено. И когда я отсидела все сроки, необходимые для того, чтобы я по возвращении домой не заразила Володю, за мной приехала мама. Я сразу обратила внимание на ее лицо. У нее на переносице была большая белая наклейка. Оказывается, когда она ехала ко мне на машине, они попали в какой-то ухаб, и она носом ударилась о перекладину. Шрам на этом месте остался на всю жизнь.
Все мои игрушки и книжки, несмотря на мои протесты и просьбы, не разрешили взять. И они, облитые сулимой, остались в больнице - их выбросят. Дома меня ждали другие книжки. И тут я впервые прочла "Конек-горбунок" Ершова. Прочитала много-много раз! Это было, как подарок! Были и другие книжки, и другие игрушки, но они меня уже не интересовали. Меня тогда уже больше интересовало чтение.
Еще одно важное в моей жизни событие произошло в Днепропетровске. Меня начали учить играть на фортепиано! Не знаю, откуда пригласили педагога, но это был солидный, средних лет, очень крупный мужчина и педагог. Он хорошо поставил мне руки. Он интересно со мной занимался. Когда я научилась более-менее перебирать пальчиками, он дал мне малюсенькие произведения на каких-то буквально 3-4 такта. Он заставлял меня прислушиваться к самой музыке не так, как я стучу пальчиками, а как это звучит, что это такое. Заставлял меня то медленнее то быстрее играть эту фразу, а потом мы с ним вместе сочиняли, что это такое, на что это похоже, всевозможные образы. Мне так это было интересно, что я с нетерпением ждала его урока – посидеть с ним пофантазировать. В его отсутствие я долго занималась сама и мама мне помогала, чтобы к его приходу как-то более бегло играть то, что он мне задал. Когда мы сделали какой-то малюсенький репертуар, ну просто крошечный, он попросил мою маму устроить концерт его учеников у нас в доме. У нас была большая гостиная и легко было поместить всех учеников с родителями. Мама согласилась с большой радостью. Он подготовил этот концерт. Был он великий педагог. Каждый получил программку на какой-то открыточке, где были указаны имя, фамилия и репертуар, который исполняется. Каждому вручил собственную программку на память о концерте. Там были более продвинутые ученики и были такие же неумехи, как я. Но, вместе с тем, чувствовалось, что он привил нам любовь к этому инструменту. Все ученики очень старались. Каждый хотел как можно лучше исполнить свою программу. Я тоже вышла и довольно прилично, без ошибок сыграла свою крошечную программку. Были аплодисменты, какой-то подъем, праздничное настроение. Преподавателю вручили букет цветов. Он был очень счастлив. Вот такой это был педагог.
Позже, уже в Харькове, я продолжала учиться игре на фортепиано, но это было совсем не то. Моя новая учительница регулярно со мной занималась. Мы проходили новые пьески, все находили, что я успеваю. А поскольку родители не собирались из меня делать пианистку, а занятия были только для повышения моего культурного уровня, то те небольшие успехи, которые я делала, их вполне устраивали. Значительно позже, когда я повзрослела, меня потянуло к фортепиано. Я достала ноты и сама разбирала их.
То ли в результате воспитания, то ли я такая была по сути, но у меня с довольно раннего возраста сформировался характер. Будучи достаточно веселым и энергичным ребенком, при посторонних я замыкалась, появлялась какая-то неуверенность, мне было неловко, особенно когда меня хвалили при посторонних. Я этого очень не любила. Я была очень застенчива и робка. Возможно, поэтому я была ранима. Если меня обижали, я очень долго помнила обиду. Но, обидевшись, я уходила в уголочек, сидела, надувшись, из меня невозможно было вытянуть ни одного слова. Это, что касается взрослых. А если обидел меня кто-то из моих сверстников, то я могла и подраться!
Еще одна черта моего характера - меня ничего нельзя было заставить сделать силой. Чтобы от меня чего-то добиться, со мной не нужно было воевать. Достаточно было произнести: "Галочка, пожалуйста, сделай то-то и то-то". Я беспрекословно подчинялась. Я была достаточно послушным ребенком, только насилия над собой я не переносила.
Некоторые из черт моего характера сохранились у меня на всю жизнь. Это, к сожалению, долгая память о причиненном мне зле и ранимое самолюбие. Ничего не могу с собой поделать. Вот такая я, как есть.
Итак, учась во втором классе, я попала в окружение совершенно незнакомых мне детей. Подружек у меня не было. Я была одинока, очень смущалась и робела. По такому моему скромному поведению сделали вывод, что надо мной можно поиздеваться, не важно, что она хорошо отвечает, а сама барахло какое-то! Какой-то парень начал ко мне приставать. Дразнил меня, его друзья тоже, особенно на переменках они не давали мне покоя. Как-то на одной из перемен этот парень что-то грубое сказал мне, очень обидел меня, что я буквально оцепенела. Но сразу бросилась на него и начала его бить, сколько было моих сил. Он начал пятиться от меня, не ожидал, что от такой никчемы будет такая агрессия. Он пятился, и мы вместе с ним попали в учительскую и там я продолжала его колотить. Вдруг я остановилась и увидела, где я нахожусь. Я пришла в ужас. Тут была наша учительница. Она грозно сказала: "Ну, это уж слишком!" Взяла нас за руки и вывела из учительской. В коридоре она нам сказала:
- Чтоб сегодня были ваши родители. Сейчас собирайте свои вещи и идите домой, и приводите сюда родителей.
Поскольку за нами приходили родители, тут же к концу занятий в школе оказались мамы, не надо было их идти домой вызывать. Мы пошли к директору школы. Учительница наша рассказала, что это было за безобразие. Поскольку мы были малы и нас не хотели слишком наказывать, но очень хорошо отчитали. Мама всю дорогу мне говорила:
- Как ты меня опозорила! Как тебе не стыдно? Чтобы девочка дралась!
Я спокойно шла и слушала. Этому мальчишке, наверное, хорошо досталось от матери, потому что он больше меня не трогал. Как-то раз он подошел и хотел опять сказать какую-то гадость. Я гордо повернулась и сказала:
- Что? Хочешь опять получить?!
Он отошел и на том инцидент был исчерпан.
Однажды поздней весной, когда мне уже исполнилось 9 лет и я окончила второй класс, в моей жизни произошло серьезное событие. Было теплое весеннее утро, солнце сквозь огромные окна освещало всю гостиную. Посередине стоял стол, накрытый скатертью. Как всегда, были разложены приборы и семья собралась перед завтраком. Отец был одет по-домашнему - красивая шелковая рубашка, перевязанная тонким кавказским поясом с серебряными позументами. Очевидно, был выходной день, потому что семейные завтраки бывали только в выходные. Мы все сели и ждем, что принесут еду. Сначала принесли большую соломенную хлебницу с нарезанным хлебом. Я посмотрела - сверху был черный хлеб, ниже белый. Я начала тянуть из-под черного хлеба беленький кусочек. И тут что-то нашло на моего отца. Он вскочил и начал дико кричать на меня:
- Барыня! Тебе не годится черный хлебушек, тебе беленький подавай! Развели тут барышень! Ты знаешь, за каждый хлеб тебе будут кланяться до земли! А ты перебираешь. Положи назад! Положи обратно в хлебницу белый хлеб.
Я сижу, сцепив зубы, смотрю в тарелку и даже не пошевелилась. Он начал опять кричать:
- Положи на место хлеб!
Я сижу. Он вскочил, снял с себя этот поясок и начал двигаться ко мне. По дороге говорит:
- Я тебя научу, как уважать хлеб!
Я вскочила. Вижу - дело плохо. Начала от него убегать. Мы несколько раз оббежали вокруг стола. За папой бежала бабушка и кричала:
- Стасик! Остановись, она маленькая!
Ничего не помогало. Он еще больше рассвирепел и кричал:
- Я ее научу меня слушаться!
Когда я почувствовала, что он вот-вот меня догонит, я выскочила в коридор к выходной двери и кубарем скатилась с третьего этажа по лестнице, очутилась в большом коридоре и думаю: «Что делать, куда деваться?» Вышла во двор. Во дворе никого не было, я решила спрятаться в один из сараев, стоявших во дворе. Но они все были заперты. Я поднялась по горке в маленький садик и спряталась за одним из кустов. Начали люди появляться во дворе, и они могли меня увидеть. Я шмыгнула обратно в дом и спряталась под лестницей. Там было три лестницы, которые вели на верхние этажи, так был спроектирован дом. Я по очереди сидела под каждой из лестниц. Потом я не могла понять, что мне дальше делать. Я вышла в коридор и встретила свою одноклассницу, у которой квартира выходила на этот же самый длинный круглый коридор. Я ее попросила:
- Ты меня спрячь! Возьми меня к себе, я хоть немножечко у тебя посижу!
Она сказала:
- Хорошо! Дедушки нет дома. Пошли.
И она отвела меня к себе. Там было две комнатки. Жила она с дедушкой - каким-то историком-археологом. У них стояла огромная фигура-панцирь какого-то бойца, очень страшная, сверкающая. А в другой комнате стоял огромный стол, на котором были разложены всякие интересные вещи, которые добывал в своих археологических исследованиях дед. Родители тоже были геологи и были где-то за границей на раскопках. Мы посидели с ней, посмотрели. У нее был огромный шар, который дедушка откуда-то привез. Когда этот шар поворачиваешь, появляются изображения птиц, которые увеличивались и очень красиво смотрелись. Я ее попросила:
- Накорми меня, я сегодня еще ничего не кушала. Дай мне хоть кусочек хлеба.
Она меня хорошо покормила, сделала чай. Я у нее посидела, уже была спокойна и думаю, что надо что-то дальше предпринимать. Она мне говорит:
- Ты знаешь, скоро прейдет дедушка, а он не любит, когда ко мне кто-то приходит, да еще смотрят его безделушки. Знаешь, тебе надо уходить.
Я ушла. И вышла на улицу, а слева от нашего дома была горка, спускающаяся вниз, и там был парк на склонах. Я пошла туда, но там спрятаться особенно было негде и я решила - лучше походить по улицам. И пошла... Но не по главной улице. На Пушкинскую только вышла и повернула в другой переулок и там ходила. А в доме была паника. Отец дал распоряжение своей милиции, чтоб они искали девочку! Родители сказали мои приметы. Милиция всюду искала девочку с моими приметами, но никого они не нашли. Наконец уже наступил вечер и я решила, что пойду к бабушке и дедушке, которые жили на нашей улице, только на углу, на четвертом этаже. Я поднялась к ним в страшном виде. Бабушка меня увидела и говорит:
- Боже! На кого ты похожа! Какая ты грязная! Где ты ходила?
Она меня помыла и спрашивает:
- Что произошло?
- Я ушла из дома!
- Как это ты ушла из дома?
- Вот так! Папа хотел меня бить. Я больше не вернусь домой.
Они очень перепугались моему заявлению. Потом я говорю:
- Бабушка, я очень голодная, покорми меня!
И тут я запомнила, как она меня кормила. У нее были типа макарон по-флотски, но не фарш, а куски мяса. Вкуснее еды я в своей жизни не помнила! Я покушала, попила чай и сказала:
- Все! Я остаюсь у вас жить!
Но мои дедушка и бабушка не хотели портить отношения с моим отцом и мамой, они очень зависели от них и вообще не хотели этого скандала. Они понимали, что ничего хорошего из этого не получится. Они начали меня уговаривать вернуться домой. Я - ни в какую. В это время заходит к ним адъютант моего отца и говорит:
- Боже мой, я сбился с ног. Наконец-то я нашел тебя! Ну, все, пойдем домой.
- Не пойду!
Тут бабушка обращается ко мне:
- Доченька! Ты же большая девочка и должна понимать, что мы не хотим портить отношения с твоим папой. Я тебя умоляю, пойди домой, все будет в порядке. Послушай меня!
Она меня так просила, что я подала руку этому парню и он повел меня домой. Всю дорогу он не выпускал моей руки, боялся, что я убегу! Он завел меня в гостиную, где были родители, обратился к отцу и говорит:
- Я ее застал у бабушки и дедушки.
- Спасибо. Вы свободны.
И он ушел. Отец подходит ко мне и держит какую-то книгу в руках и говорит:
- Доченька, прости меня, я был не прав. Не знаю, что такое со мной случилось. Это никогда больше не повторится. Я тебе приготовил очень хорошую книжку, она называется "Чудеса природы". Там такие интересные картинки, там так интересно. Тебе очень интересно будет ее почитать.
Я же была так растерзана, так устала... Я взяла эту книжку, положила на стол и ушла к себе в детскую.
Надо сказать, что как-то так случилось, что я ни разу не открыла эту книгу, хотя она, безусловно, была интересная. Потом она куда-то исчезла.
Все последующие годы у меня не было ни одного конфликта с отцом.
В те времена в школах преподавали немецкий язык. Английский тогда был не в моде, его преподавали гораздо меньше. Когда я была в третьем классе мама решила пригласить учительницу немецкого языка, хотя у нас в классе еще не было иностранного.
Это была немка, родившаяся в Германии, но долгое время прожившая в России. Правда, небольшой акцент в русском языке у нее чувствовался. Знала она немецкий превосходно. Занималась она с нами 2 раза в неделю, но была с самого утра до вечера. Проходила с нами немецкий, чтение и даже учила писать. Остальное время она, шутя, играя учила нас отдельным словам и фразам, заставляя по-немецки общаться друг с другом. Такой метод преподавания оказался очень эффективным. Так легче было изучать незнакомый язык. В дальнейшем, когда в старших классах начали нам преподавать немецкий, мне было очень легко. Она подготовила нас прилично. Звали ее Клара, называли мы ее с Володей тетя Клара потому, что отчество было просто не произносимое. Она нас любила и мы ее тоже. Очень милая была женщина. Но у нее было ужасное произношение! Она примерно говорила "эн, цвэ, дрэ" вместо "айн, цвайн, драй". Когда я начала в школе изучать язык, мне пришлось переучиваться, но в конце-концов я приобрела правильное произношение.
Благодаря знаниям, которые я получила и моей превосходной памяти, я очень хорошо училась, была одной из лучших, отличницей. Особенно любила математику. Этот предмет очень легко мне давался. Но однажды с учительницей математики у меня произошел конфликт. Дело обстояло так. Нам была задана контрольная, где были примеры и довольно трудная задача. Я очень быстро все написала, очень быстро решила задачу и сдала свою работу. Учительница собрала наши тетрадки и понесла домой проверять. На следующий день она раздает нам тетради, и я смотрю - у меня стоит двойка! Крупная двойка красным карандашом! Я обомлела и спрашиваю:
- Почему у меня два? Я же правильно решила!
- Нет, ты решила не так, как я вас учила. А ты как-то по-своему все выкрутила.
- Но я же правильно решила. Ответ у меня правильный?
- Да, ответ у тебя правильный, но я требую, чтобы мои ученики так решали задачи, как я их учу, а ты как-то по-своему. Я этого тебе не разрешаю. Вот поэтому я тебе поставила двойку!
Я начала сопротивляться:
- Почему вы считаете, что я не правильно решила? Просто вы сами не знаете, как надо решить эту задачу, а только как-то по-своему, вы не поняли, как я ее решила! Вы сами ничего не знаете!
Это была такая грубость, от которой учительница буквально позеленела. Она взяла меня за руку и повела к директрисе. Рассказала, почему меня привела и почему поставила двойку. Директор была очень умная женщина. Она послушала и решила, что авторитет педагога надо поднимать в глазах ученицы и сказала:
- Ты была груба. Ты ответила грубо своему педагогу. Сейчас же извинись.
- Я не буду извиняться. Я права!
Она рассвирепела и говорит:
- Если ты сейчас же не извинишься перед учительницей, я тебя исключаю на неделю из школы.
Я молчу.
- Извинись.
Я молчу.
- Извинись! Ты слышала, что я сказала?
- Да.
- Ну, так что?
- Хорошо, я неделю не буду приходить в школу.
Они оцепенели.
- Хорошо. Уходи.
И я ушла, гордая.
Дома, узнав о происшедшем, мама устроила мне хорошую взбучку.
- Я даже не думала, что ты, моя дочь, можешь нагрубить взрослому человеку! Как тебе не совестно?
Ничего меня не брало, я считала, что права. Мама пошла в школу и все уладила. Она извинилась перед учительницей, сказала, что у меня очень плохой характер и что она меня уже наказала, что я получила взбучку. Директор разрешила мне вернуться в школу. Через пару дней я пришла в школу. Я не помню, как сложились в дальнейшем у меня отношения с этой учительницей. Так в свои 12 лет я боролась за справедливость.
Хорошо помню, как нас принимали в пионеры. Родители заранее заготовили нам красные галстуки. И, как-то требовалось по форме, были куплены беленькие кофточки или рубашечки для мальчиков. Мы все в большом зале выстроились в ряд. У каждого в руках был галстук. Присутствовали при этом и родители, классные руководители и директор. Проводила это мероприятие старшая пионервожатая. Она нас поздравила с вступлением в ряды Ленинской Пионерской организации! С этих пор мы уже не октябрята, а пионеры! Подошла к каждому и повязала каждому галстук. Затем она отступила и очень громким голосом провозгласила:
- За дело Ленина-Сталина будьте готовы!
И все хором крикнули:
- Всегда готовы!
И подняли кверху правую руку над головой. Это называлось "Салют". Затем все присутствующие нас поздравляли и я была очень горда, что стала пионеркой и мне очень нравилось, что я галстуком красным!
Этим летом мама отвезла меня отдыхать в пионерский лагерь в город Бердянск. Лагерь располагался в самом городе, довольно пыльном. Он состоял из двух длинных одноэтажных зданий, расположенных друг к другу под углом. Плюс огромная застекленная веранда, она же столовая, и примыкавшая к ней кухня. Вот и все. Все эти здания образовывали огромный двор, на котором мы играли. Чуть поодаль был маленький садик, в котором росли акации. Когда выходишь из лагеря, то сразу попадаешь на большую городскую улицу, тоже заросшую акацией. В одном корпусе проживали мальчики, в другом - девочки в огромных спальнях с большим количеством детей в каждой. Утром при звуках горна мы должны были быстро одеться и бежать во двор на линейку. Мы выстраивались, убедившись, что все на месте, нас отправляли умываться, а затем - завтракать. После завтрака, выстроившись рядами, где каждый знал свое место, мы выходили из лагеря. Впереди всегда шел барабанщик, который отбивал палочками наши шаги. И мы дружным пионерским отрядом вышагивали в сторону моря. А море было достаточно далеко. Чтобы подбодрить нас наша пионервожатая, которая шла впереди, а сзади шли педагоги, которые отвечали за нас, она изредка выкрикивала: "Кто шагает дружно в ряд!". И все мы хором отвечали: "Это ленинский отряд!". Потом опять "Кто шагает правой?" и все "Левой, левой!", и шагали левой ногой! Так, шагая бодро и весело, мы легко преодолевали всю дорогу к морю. Но обратный путь казался в два раза длиннее... Так каждый день. Вскоре меня начала тяготить однообразная лагерная жизнь, и я ужасно начала скучать по дому, писала слезные письма, просила меня забрать. Но забрали меня только тогда, когда закончился срок пребывания.
Следующим летом я тоже отдыхала в Бердянске, но совершенно в другом лагере - санаторного типа. Это было большое просторное помещение и очень близко к морю, на горе. Нужно было сбежать с небольшой горки - и ты на пляже. Одновременно со мной в одном из детских санаториев отдыхал восьмилетний Володя. Но он совершенно не воспринял окружение чужих людей, он страшно плакал, он тосковал и ужасно страдал, просил отвезти домой. Руководство санатория, как не билось, ничего не могло сделать с мальчиком. Они связались с родителями и просили его забрать. От такого отдыха никакого толку не может быть. И мама приехала за ним. Ко мне в лагерь мама тоже зашла, нашла меня на пляже. Она была очень веселая, жизнерадостная, спела какую-то песенку. Все слушали, как она поет, а мне было почему-то ужасно неловко. Но когда я узнала, что она приехала за Володей, то умоляла и тоже плакала, чтобы и меня она забрала. Потому что я уже давно тосковала по дому. Она сказала, что раз ты так плачешь, а тебе осталось совсем немного до окончания смены, то поедем вместе. И она меня забрала.
Следующее лето я провела в прекрасном комфортабельном санатории в Евпатории. Я уже повзрослела, на многое стала смотреть другими глазами, у меня было много подруг, я была раскована и весела. Этот месяц остался у меня в памяти как что-то радостное и светлое!
Но вернемся немного назад. Наконец умные головы в системе народного образования поняли, что в городе не должно быть школы для детей работников НКВД и других влиятельных лиц. Тем более что школа себя не оправдала, она не получилась элитной. Вышло распоряжение, и нашу школу расформировали, а помещение отдали под какие-то другие учреждения. Нас всех разбросали по другим школам. Я попала в школу №86, которая была самая близкая от моего дома.
Школа была в мрачном старинном здании, работала в 2 смены, я училась в 1-й смене. Несмотря на то, что как-будто считалась близкой к дому, мне приходилось трижды переходить трамвайную линию. Всех нас распределили в переполненные классы.
Мы с подружкой Аллой попросились в один класс. Мы продолжали дружить - ходили друг к другу в гости, иногда учили уроки вместе. Она была примерно моего же воспитания. У нее отец тоже был каким-то начальником, она тоже играла на фортепиано и хорошо училась.
В один прекрасный день мы с ней придумали устроить бал. Что нас надоумило - не знаю. Но мы начали готовиться. Решили, что сначала мы с ней будем играть на пианино. Она имела в репертуаре вальс и какую-то мазурочку, я - полечку и какое-то произведение, напоминавшее марш. Мы с ней подрепетировали и начали проводить агитацию среди нашего класса. Всем надоело сидеть за партами и многие согласились! Собралась большая группа школьников, готовых идти на бал к нам домой, ведь у нас дома было пианино и большая гостиная, где можно было расположиться. Настал день, когда перед двумя последними уроками примерно полкласса собрались и ушли! Пришли к нам и начали одеваться. Я открыла шкаф, откуда доставала мамины шляпки, шарфики. Каждый что-то одевал на себя для танцев на балу. Кое-как приоделись, все смеялись, было очень весело! Мы разбились на пары, получилось 5-6 пар. Алла села играть вальс. Мы только начали танцевать, как распахнулась двери и показалась наша старшая пионервожатая.
- Ах! Вот вы где, дорогие мои прогульщики! Ну, танцуйте, танцуйте! Чтоб завтра утром были в большом зале на линейке! - и ушла.
На следующий день наш класс собрали на линейку, выстроили. Были учителя (тогда у нас уже по разным предметам были разные учителя). И наш директор. Она произнесла гневную речь, окончив ее, она сказала:
- Двух зачинщиков этого безобразия (назвала наши фамилии) я исключаю из школы на неделю! А вы идите в класс заниматься.
Мы пошли, забрали наши портфели и вышли на улицу. Начали ходить по городу, зашли в какой-то садик, посидели. Все время думали, почему мы такие несчастные, почему нас так обидели, оскорбили... Ныли во всю! Алла заявляет:
- Знаешь что! Чтоб отомстить нашим педагогам, пойдем на кладбище и повесимся!
Почему на кладбище? Не понятно! Очевидно, чтоб поближе можно было и похоронить!
- Давай! Но нужно достать веревки.
Мы начали думать, где нам достать веревки, что повеситься. Пока мы рассуждали на эту тему, то забыли, что собирались вешаться и придумали что-то другое! В общем, походили, погуляли до вечера. Алла волновалась, что влетит от папы, я тоже думала, как мама воспримет эту новость. Наконец мы пошли по домам. Я пришла, вслед за мной пришла с работы мама. Усталая, расстроенная. Я рассказала ей, что произошло. Мама посмотрела на меня, вздохнула:
Ну вот, тебя второй раз исключают из школы. Что ты у меня за ребенок?! Ну зачем тебе были нужны эти танцы.
- Мамочка, я так хотела почувствовать себя принцессой, которая танцует!
- Ну, хорошо, танцюристка, завтра возьмешь свою Аллу и пойдешь к директору и вместе будете просить, чтоб она вас простила и разрешила вернуться в класс.
Так оно и произошло. Мы пошли с Аллой, поплакались к директору. Та опять нас отчитала и сказала
- Хорошо, на этот раз я вас прощаю потому, что вы очень хорошие ученицы. Если бы вы были двоечницы, я бы вас не простила. Идите и учитесь, и больше не придумывайте ничего.
И мы пошли в класс. Оказывается, занятия были отменены на последних двух уроках в связи с отсутствием половины класса!
Я продолжала хорошо учиться, и шестой класс окончила на отлично. В самом конце учебного года мы узнали, что многих учеников, в том числе и меня, должны перевести в другую школу. Что построили новую школу и нужно разгрузить переполненную 86-ю. Собрав нас всех в зале, директор объявила все, что касается перевода и сказала, что для этого нужно согласие родителей и что завтра она ждет их к себе. Я подошла к директору и сказала, что мама не сможет прийти из-за работы и приходит поздно вечером с работы. Лучше я сама напишу заявление о переводе, а документы сама отнесу в новую школу. Директор посмотрела на меня и говорит:
- Серьезная ты девочка. Я думаю, тебе можно доверить документы.
И она отдала мне мои документы в папочке, и я написала заявление о переводе в школу №100. Так я сама себя перевела в новую школу. Когда я отнесла документы в канцелярию этой новой школы, меня предупредили, что после каникул, 1 сентября, я должны прийти во двор школы и нас потом распределят по классам.
Новая школа произвела на меня огромное впечатление. Придя домой, я рассказала, что уже подала документы и с восторгом рассказывала, какие там огромные светлые классы, большой зал - я ведь успела пробежать по школе и все посмотреть! Мои родители были очень довольны. Построив такую прекрасную школу, руководство народного образования (ГОРОНО) решило сделать ее образцово-показательной. Для этого был издан приказ - набирать только хороших учеников, укомплектовывать классы только отличниками и, в крайнем случае, "хорошистами". Педагогический состав должен состоять из высоко квалифицированный учителей. Это действительно было так!
В нашей школе были несколько более завышенные требования, чем в других школах, и иногда отличники становились троечниками - им было трудно. Нескольких человек родители забирали в те школы, где они учились раньше. Я могу сказать откровенно, что мне очень повезло и, что проучившись 4 года в этой школе, я получила полноценное среднее образование по всем предметам!
Итак, я начала учиться в 7-м классе. Где-то в конце учебного года, весной, нас принимали в комсомол. Это мероприятие считалось в то время очень ответственным. Нас всех вызывали в райком комсомола - там принимали в ряды комсомольцев. При себе мы должны были иметь рекомендацию пионерской организации и характеристику от классного руководителя. Мы все явились в пионерских галстуках, как было приказано. Каждого вызывали по одному. Когда я зашла, меня подробно расспросили, кто мои родители и изучила ли я Устав комсомола. По Уставу тоже были вопросы. Мои характеристика их вполне удовлетворили. И вот один из присутствующих решил пошутить. Он посмотрел на мои потрепанные туфельки и говорит:
- А вот в газете писали, что в имении Любомирских, твоих однофамильцев, а может и родственников, нашли огромное богатство. Там в спальне у графини были шкафы, в которых была тьма-тьмущая платьев и сотни туфель! Так что, она не могла с тобой поделиться парой туфель? Я обиделась, покраснела и говорю:
- К сожалению, я с ней не была знакома!
Все начали смеяться, а потом серьезно и торжественно мне объявили:
- Ты принимаешься в комсомол - Коммунистический Союз молодежи!
Мне вручили комсомольский билет и значок. Предупредили:
- Носи комсомольский значок всегда, а галстук можешь снять.
Я их поблагодарила и ушла. Дома меня поздравили, расспросили обо всем. И я рассказала об эпизоде с туфлями. Мама огорчилась и возмутилась:
- Доченька! Бедность - не порок, а вот глупость это очень большой порок. Не волнуйся, к новому учебному году у тебя будут новые, прекрасные туфли.
Обняла меня и поцеловала.
Уже в самом конце учебного года, когда стало очень тепло, к нам пришла незнакомая женщина. Поздоровавшись со всеми, она пояснила, что является редактором детского отдела радиокомитета и что ей поручено сделать передачу из квартиры лучшей ударницы школы №100. Этой лучшей ударницей оказалась я! Мама, как педагог, возмутилась:
- Передачи такие нужно делать со знаменитыми людьми, а она еще
девочка!
Та возразила:
- Ну и что, что девочка! А руководство школы нам ее порекомендовало. А теперь давайте подумаем, как мы это устроим. Мне сказали, что она играет на пианино. Можешь ли ты сыграть что-то веселенькое и небольшое?
Я подумала и назвала, что я буду играть.
- А вы, - она обратилась к маме, - должны подумать, потому что будем задавать вопросы относительно вашей дочери и вы должны ее охарактеризовать. Сначала - маленький концерт, потом я вас спрошу, и вы будьте готовы. В выходной день где-то утречком.
Она ушла. Мы все смущенно смотрели друг на друга. Мама была удивлена:
- Раз надо, значит надо. Давай повторять произведения, которые будешь исполнять.
Мы с ней начали повторять. Прошло 2-3- дня, нам сказали, когда будет передача.
Утром, заранее, подъехала машина под наш балкон. Через балкон протянули кабель прямо в комнату. Пришла корреспондент и с ней еще одна женщина, оказалось - певица с концертмейстером, которая должна была исполнить какую-то песенку.
Сначала журналистка сказала, что ведет передачу из квартиры лучшей ударницы (тогда так называли отличников) школы №100. Она спросила меня, есть ли у меня подружки.
- У меня есть подружки, и все они очень хорошо учатся!
- Очень приятно. Какой предмет большего всего тебе нравится?
- Математика!
Спросили маму:
- Как она вам помогает, какая она дочка?
Мама считала неприличным меня расхваливать и сказала очень скромно:
- Она хорошая девочка, хорошо учится, но она и должна хорошо учиться, ведь она способная девочка. Никакая это не заслуга. По дому помогает по возможности, все-таки занята уроками. Бабушке иногда помогает - ходит в магазин, подметает, убирает в квартире... В таком плане шел разговор. Затем я села сыграла свое произведение без ошибок! Певица спела две какие-то песенки. В конце корреспондент сказала:
- Мы проводили передачу из квартиры лучшей ударницы школы №100 Гали Любомирской!
Эта передача мне апломба не добавила, а на оборот. На следующий день я с трудом перешагнула порог школы, боялась, что надо мной будут смеяться, начнут враждебно ко мне относиться. Но всем передача понравилась и все обошлось.
А понервничать мне пришлось крепко! Успокоилась я только тогда, когда увидела, что педагоги никак не прореагировали на эту передачу и я поняла, что об этом можно забыть!
Моя тетя Женя работала заведующей воспитательной частью женской колонии где-то под Киевом. Там находились молодые женщины и девушки, осужденные на небольшие сроки.
Господи! Где она только не работала! Она жила в отдельном домике со всеми удобствами и с прекрасным питанием. Поскольку моя бабушка писала ей, что я очень похудела, измучена и на меня страшно смотреть, что я нуждаюсь в отдыхе, и просила ее, чтоб отправить меня к ней пожить. Она с радостью откликнулась и пригласила и меня, и бабушку, и дедушку к себе. Мама моя отказалась ехать. И вот мы втроем едем в Киев. А моя тетя Пана, которая жила в Киеве после переезда из Харькова (дядя Толя работал уже в столичном НКВД), попросила ее:
- Пусть Галя заедет ко мне на пару дней, я очень соскучилась, а потом ты ее заберешь к себе!
Так и сделали. Встречала она нас на вокзале и на машине отвезла меня к тете Пане, а родителей повезла к себе.
Дядя Толя был на работе. Тетя Пана меня встретила, угостила вкусненько и говорит:
- Ты знаешь, мне надо на работу. Пойду на пару часов. Посиди или погуляй.
Дала мне ключи и попросила не слишком долго задерживаться. Она ушла. Я решила пройтись и вышла во двор. Это был огромный двор, который образовывали два 3-х этажных дома - это дома, в которых жили работники НКВД. Располагался двор за клубом НКВД. Выйдя со двора на улицу, я совсем близко увидела группу девушек моего возраста или чуть постарше, одетых очень нарядно и модно, с хорошими прическами. Среди них я увидела и двух моих знакомых, которые жили в одном доме с нами в Харькове, я прекрасно их помню! Я подхожу к ним и говорю:
- Здравствуйте, девочки!
Все ко мне повернулись и начали меня разглядывать, а одна из моих знакомых говорит:
- Здравствуй, здравствуй!
И с ухмылкой оглядела меня с ног до головы. Ее спросили:
- Кто это такая?
- А это дочка бывшего начальника моего папы. Да, кстати, я слышала - твой папа тю-тю! Где он сейчас?
Я начала закипать, меня начало трясти и гордо и громко я сказала, вскинув голову:
- Я живу с мамой!
- Ну и как?
- Очень даже не плохо!
- По тебе видно, что не плохо!
Девчонки начали улыбаться, глядя на меня. Потом вторая моя знакомая говорит:
- Что мы с этой задрипанной будем разговаривать. У нас свои дела. Ты куда-то шла? Ну и иди! А нам в другую сторону! - и пошли.
Моя знакомая обернулась, улыбнулась ехидно и сказала:
- Приветик! - и они ушли...
Большего унижения и оскорбления трудно было представить. Я задыхалась всю дорогу обратно в квартиру тети Пани. Слез нет, расплакаться не могу, меня разрывает обида, мечусь по квартире. Так я промучилась, пока тетя Пана не пришла с работы:
- Галочка! Что с тобой?
Я только смогла выдавить из себя:
- Меня оскорбили, - и больше ни слова.
Пришел дядя Толя. Меня начали успокаивать, звали обедать. Кушать не могу! Наконец, их уговоры и ласки вывели меня из оцепенения, и я расплакалась. Со мной просто была истерика! Успокоить меня нельзя было, остановилась я только когда замучилась сама от слез. Была уже ночь и меня положили спать. Утром тетя Пана вызвала тетю Женю, чтобы та забрала меня к себе. Оставаться в Киеве я не могла, все мне напоминала пережитый ужас.
Что же вызвало столь бурную реакцию протеста на обиду во мне? Думаю, что это неспроста. Все годы, что мы жили без отца, жили мы трудно, где-то в глубине моей души у меня было чувство какой-то неполноценности, чего-то мне не хватало. Я никому не завидовала, я была отличница, меня уважали, я помогала другим, и ребята меня любили... Вроде бы все хорошо! Но... Мои сверстницы одевались значительно лучше меня! Была девочка, у которой папа был портной. Она каждую неделю одевала что-то новое, очень хорошо одевалась. Были другие, у которых были зажиточные родители. Я была очень скромна. А мне иногда хотелось и красивое платье, получше, чем у других! Но я знала, что это невозможно и спокойно жила, как живется. Но вот эта внутренняя неудовлетворенность прорвалась наружу во время унижения, когда я почувствовала, что стою перед оскорбительницами в слишком скромном ситцевом платьице, с мальчишеской причесочкой и мне нечего им возразить. Я была унижена.
На следующий день я уже была у Жени в колонии с дедушкой, бабушкой и так нежно любящей меня Женечкой! Они меня ни о чем не спрашивали, а я и не рассказывала, стараясь не вспоминать о происшедшем как о дурном сне. Но во мне что-то надломилось, многое мне стало неинтересным. С девушками, которые приходили к Женечке, я общалась как с совершенно незнакомыми людьми - не старалась с ними подружиться, поговорить. Они меня не интересовали. Пробовала почитать книгу - не могу! Взяла книгу и пошла на горку, а там были большие холмы, поросшие лесом! Но... Меня отвлекала природа - то птички, то листочки... И читать я не могла. Начала прогуливаться по лесу и поняла, что мне хорошо одной! Мне необходимо уединение! Просто наедине с природой! Да и такая удача - за все прогулки я не встретила там ни одного человека! Занятым людям нечего было делать на этих холмах. Там поблизости не было поселков, только колония.
Как-то с Женей пошла я в их клуб на репетицию к какому-то концерту. Я была удивлена, что эти осужденные девицы настолько талантливы! Больше всего меня поразил балет. Женя пригласила к ним настоящую профессиональную балерину из оперного театра, которая поставила им классический танец и небольшая группа девушек танцевала на пуантах. Ведь это так сложно! Но у них все получалось с легкостью. Кроме танцев девочка прочла какое-то стихотворение, и играл маленький оркестрик отдельно какие-то пьески и аккомпанировал певице. По дороге домой я говорю Жене:
- Послушай, я не ожидала, что столько способных девочек есть у тебя в колонии.
- Я сама не ожидала! Они так тянутся к искусству, что мне приходится приглашать профессиональных руководителей. Возможно, что-то из них получится, когда они отсюда выйдут. А ведь девочки с очень плохим прошлым.
Несмотря на приглашение Жени, мне больше не захотелось ходить на их репетиции. Послушала - и достаточно.
Жилось мне у Женечки очень вольготно и спокойно. Мне была предоставлена полная свобода. Если я хотела куда-то пойти, меня просили предупредить, в каком направлении я собираюсь идти. Бабушка просила, чтоб я обязательно была к обеду... Я ходила по лагерю, по окрестностям, холмам. Приходила домой и с удовольствием отдыхала. Всегда одна!
Как-то Женя предложила познакомить меня с одной девочкой -
дочкой работницы колонии. Я отказалась. Я боялась, что меня лишат уединения. К сожалению, пережитое мною не ушло бесследно. Раньше я никогда не плакала, может быть, считанные разы. И то - не слишком сильно. А теперь каждый пустяк, каждая безделица вызывала слезы. Бабушка говорила:
- У тебя глаза на мокром месте! Что с тобой стало? Ты же никогда не плакала! Чего ты плачешь?
- Я хотела так, а вы сделали иначе, а мне обидно!
- На это же можно было не обратить внимания! Чего же ты плачешь?
- А мне обидно! - плакала я.
С такого слезливого настроения начались симптомы моей будущей болезни.
Один раз мы шли с бабушкой из магазина, я несла какую-то легкую сумочку, как вдруг она выпала у меня из рук. Я ее подняла, и она вновь выпала. Рука стала очень слабой. Оказалось, что правая рука стала очень слабой почему-то. Потом бабушка заметила, что я стала хуже ходить, я начала прихрамывать на правую ногу. Потом начался тик, подергивание в руке. Женя посоветовалась с врачом. Та сказала:
- Немедленно везите в Харьков и показывайте серьезным невропатологам! С девочкой плохо.
Все решили, что необходимо прерывать отдых и ехать в Харьков, что мы и сделали.
Когда я оказалась дома, то через пару дней почувствовала, что очень сильно дергается правая рука. Нога хоть и не дергалась, но была очень слабая. Говорить начала с паузами, заикаясь... Мама повела меня к врачу. Мне был поставлен диагноз - хорея. Эта болезнь в народе называется "Пляска святого Витта". Очень серьезное заболевание, которое необходимо срочно начинать обследовать и лечить в больнице. Я в истерику. Очень не хотела в больницу! Почему-то мне было очень страшно. Я так и не поехала в больницу, была дома. Мне становилось все хуже и хуже. Примчалась мой ангел-спаситель Женя. Она рассчиталась на работе, ей предложили что-то другое, пока она примчалась меня спасать. Она говорила:
- Придержи руку! Постарайся, чтоб она не дергалась.
Брала огромный бинт и прибинтовывала руку к боку. Но ничего не помогало, даже прибинтованная, рука дергалась. Тогда Женя, не долго думая, сказала:
- Больше твои капризы терпеть не будем. Ты останешься инвалидом!
Нашла какие-то серьезные пути через своих знакомых и повела к профессору-невропатологу. Тот пригласил еще врачей, которые меня смотрели, крутили. Вердикт был однозначный - в больницу!
- Мы ее не выведем, она останется инвалидом, если мы немедленно не начнем ее лечить.
Когда я услышала, что останусь инвалидом, то согласилась лечь в больницу.
Боже мой! Что со мной делали в больнице! Мне казалось, что я оттуда никогда не выйду, тут меня и похоронят. Меня лечили всевозможными методами. Тут было и электричество, и какие-то массажи - все подряд! Меня истязали всякими процедурами. Мне пообещали отпустить домой, если я буду терпеть. Я и терпела. Но когда ко мне приходили мама с Женей и приносили всякие вкусные вещи, я давала волю слезам, своей тоске, плакала:
- Мне не нужны эти прелести! Я хочу домой.
Они меня успокаивали:
- Ты посмотри, тебе же стало намного лучше. Тебя подлечат, и пойдешь домой! У тебя же уже рука так не дергается! Значит, лечение идет на пользу. Посмотри, какая у тебя больница! Это особенная больница, а ваше неврологическое отделение вообще особенное. Ты же только вдвоем в такой большой палате. Каждый день или через день вам показывают фильмы. Кинозал, как в санатории! Успокойся, возьми себя в руки, не волнуйся!
В этой больнице я серьезно заболела ангиной с очень высокой температурой. Ко мне пришел врач-ларинголог, посмотрел горло и ужаснулся:
- Ужасное горло, огромные гнойные миндалины! Моя дорогая, мы не справимся с твоей хореей с таким количеством гноя в организме. Вот отболеешь и нужно будет ликвидировать эту гадость.
После выздоровления меня назначили на операцию... Когда ко мне пришли мама и Женя мой лечащий врач спустился к нам и объявил, что мне необходима операция и она назначена на конкретный день, а оперировать меня будет великолепный врач, преподаватель в медицинском институте, виртуоз!
- Можете быть спокойны за свою дочку. Он это сделает просто на раз!
Он ушел, а я начала канючить:
- Я боюсь, меня будут резать!
Женя говорит:
- Зато после операции ты будешь есть мороженое сколько захочешь. Даже после операции тебе полагается мороженое.
Меня это очень соблазнило. От операции не уйдешь, а мороженое - это уже вещь!
В назначенный день меня привели в хорошо освещенную комнату с одним креслом. Врач веселый и симпатичный говорит:
- Сейчас мы отчикаем эти твои прелести и все будет в порядке.
Посадил меня в кресло и начал готовить анестезию. В это время в кабинет зашла группа студентов-медиков в халатиках и шапочках. Доктор говорит:
- Знакомьтесь. Это мои студенты. Они пришли учиться, как надо делать операции.
Я посмотрела на них... на него... и сказала:
- Ни-за-что!
- Почему?
- Кто-то будет смотреть, как я мучаюсь? Они будут стоять и смотреть, а я буду мучиться у них на глазах? Не хочу! - и стала вылезать из кресла. Он усадил меня обратно и говорит:
- Ну, выходите, мы справимся сами. Но если ты такая капризная, так ты будешь мне помогать в операции.
- Хорошо.
Он сделал мне анестезию и в левую и в правую часть горла. Наконец у меня все одеревенело так, что я и говорить не могла.
- Хорошо, теперь ты будешь держать щипцы. Я тебе покажу, где, но только ничего не двигай! Только держи!
Дал мне в руки щипцы, а я уже ничего не чувствую! В это время и отчикал мне одну миндалину. Потом перешел ко второй, а я все держу щипцы. Он опять что-то такое сделал:
- Не хочу тебе даже показать, какую гадость ты имела внутри себя. Тебя может стошнить. Все, операция закончена!
Он так легко и быстро это сделал, что я даже разочаровалась. Он позвал санитарку, которая отвела меня в другую палату. В коридоре ждали меня мама и Женя. Посмотрели на меня, и я спрашиваю:
- Где ваше мороженое?
Женя достает из корзинки коробку, из коробки - мороженое! Я тут же его съела.
- Еще хочу!
Мама осталась со мной, а Женя пошла за мороженым!
Теперь это не практикуется - мало ли какая инфекция может попасть в открытую рану с этим мороженым. А тогда это разрешалось. Когда я съела вторую порцию мороженого, начала отходить анестезия и начало побаливать, но терпимо. В палате отоларингологического отделения я пробыла сутки, а потом меня перевели обратно в неврологическое. Еще некоторое время я пробыла в этой больнице. После длительного лечения решили, что уже можно выписать меня домой.
Ложилась я в эту больницу в легком летнем платье, была страшная жара. Выписывалась в демисезонном пальто, ботинках, шапке, шарфе... Был холодный октябрь. Шли мы домой совершенно по грязной, противной улице, моросил дождь. Вот я, наконец, пришла домой на радость бабушке и дедушке. Они приготовили мне сюрприз - перебрались в гостиную, а мне предоставили свою небольшую комнатку. Знали, что мне еще нужно долечиваться дома и мне нужен абсолютный покой. Я была счастлива! Мне так хорошо было дома в окружении любящих меня людей. Я их тоже очень любила. Все внимательно за мной наблюдали и удивлялись, что ничего от прежней болезни не осталось, никакого следа! Я даже кушала нормально, ложку-вилку нормально держала, раньше не могла:
- Посмотри, как тебя хорошо вылечили! Ты совершенно здорова. Слава Богу! Такие хорошие врачи и вовремя за тебя взялись!
На следующий день нашла свои тетрадки и книжки, кое что
перелистала, вспомнила... Подумала: "Ложка, вилка - это хорошо! А вот что будет с письмом?" Достала ручку и чернильницу и попробовала писать. Но, увы! Если три буквы выводила более-менее, то четвертая куда-то подскакивала, уходила в другую сторону. Я поняла, что до полного выздоровления далеко... Меня охватил ужас - восьмой класс! Мои одноклассники столько времени учатся! Новый материал! А у меня даже учебников нет. Я решила, что начну заново учиться писать, как в первом классе! Я очень долго сидела и выводила буквы, старалась крепче нажимать на ручку. Но нет- нет, а рука дергалась. Могла писать очень медленно. Вечером я объявила:
- Несмотря на то, что я не могу писать, но я могу читать и могу все устно отвечать. Я хочу идти в школу! Я совсем отстану и не смогу учиться.
Меня начали уговаривать, что бы я подождала еще немного, пришла в себя.
- Нет, я не хочу больше так отставать!
Мама сказала, что через несколько дней нам надо идти к зав.отделением, в котором я лежала. После осмотра поймем, как дальше поступать. Я от нетерпения говорю:
- Зачем так долго ждать? Давай завтра пойдем к нему!
- Нет! Он сказал - через неделю. И он должен назначить время визита!
Вот наступило время визита. Доктор очень радостно нас встретил, осмотрел меня и говорит:
- Я очень доволен. Ты хорошо подлечилась и на пути к полному выздоровлению.
Мама ему говорит:
- Что нам делать? Она очень рвется в школу! Она волнуется, что пропустила, хотя очень плохо пишет. Как нам быть?
- Давайте обсудим. Если она будет сидеть дома, то будет сосредотачиваться на болезни - это нехорошо для нее. А хорошая школа?
- Это моя любимая школа, - вступаю я в разговор взрослых, - я очень хочу туда вернуться!
- Вы понимаете, доктор, - говорит мама, - она ведь у меня круглая отличница, а тут такое несчастье!
- Ну, ничего! Как-то догонит. Я разрешаю, пусть возвращается в школу.
Я, окрыленная, подпрыгивая, бежала домой и на следующий день пошла в школу!
О моей болезни в школе знали и педагоги и ученики. Они часто справлялись у мамы о состоянии моего здоровья. Вы не представляете, как они меня встретили! Как будто ничего не произошло, вроде мое появление для них большая радость. Так же вели себя и учителя. Они знали, что мне писать нельзя, что письменные работы пока для меня исключены. Нагружали меня устными задачами. Я справлялась и чувствовала себя вполне полноценным человеком! Ну, пока не пишу, но скоро научусь. Главное, что я продолжаю учиться в школе!
Зимние экзамены в середине года я отвечала только устно. Правда, один раз учительница математики Елена Александровна поставила одну девочку, которой я диктовала, что писать на доске. Таким образом я решала задачи. Это было не очень удобно. То, что я находилась в привычной мне среде, среди ребят и моих любимых учителей, было главным лекарством! К концу года я уже была полноценным человеком и сдавала все экзамены наравне со всеми. Я полностью выздоровела!
Лето я провела дома. Мы с моими подружками ездили на речку купаться. Считается, что в Харькове есть три речки - Лопань, Харьков и Нетич. Харьковчане шутили: "Хоть лопни, Харьков не течет!" Действительно, они очень обмелели и походили на захудалые ручейки по середине города! Что называется - курице по колено!
В начале 9-го класса состоялось комсомольское собрание, на котором меня избрали секретарем комсомольского бюро школы, а самого молодого педагога нашей школы, нашего учителя украинского языка, избрали моим заместителем. Более нелепую ситуацию трудно себе представить! Так порекомендовали из райкома комсомола. Николай Никитич не противился, ему даже понравилась такая ситуация. Мы начали с ним вместе работать. Как-то я даже не чувствовала разницы, что я ученица, он - педагог. Мы нашли с ним общий язык.
А теперь кое-что о моих преподавателях.
Часть из них переведена была из других школ, но большую часть составляли те, кто лишь недавно начали преподавать в школе. Они были прекрасными специалистами. Безусловно придерживаясь методических указаний, они искали свой стиль преподавания. Это было необычайно интересно и полезно.
Начну с моего заместителя - Шмигаля Николая Никитича. Это был молодой красивый стройный мужчина с очень красивыми темными волосами, с очень горящими глазами, всегда заинтересован, всегда интересен. Девочки подтягивались на его уроках и влюблено смотрели на него. Преподавал он очень интересно - никакой "сухистики". Живые образы, живые события. Всем всегда было очень интересно. Как-то на Украине довольно широко готовился юбилей Шевченко. И Николай Никитич посвятил этой дате два урока. Как интересно, с какими подробностями, какими интересными случаями из жизни Шевченко. Он предстал перед нами живым человеком. Под влиянием его лекции я, вдохновленная, написала единственное в моей жизни стихотворение, посвященное Шевченко. Когда я отдала его Николаю Никитичу, он очень обрадовался и сказал:
- Ты молодец! Давай придумаем, как его назвать.
И придумал очень красиво сам. Через некоторое время приносит мне газету. Оказывается, он отнес мое стихотворение в юбилейный выпуск какой-то газеты, где его и напечатали. Подписано было "Ученица 9 класс, Любомирская Галя". С художественной точки зрения это было примитивнейшее сочинение, но начиненное той идеологией, которая нам очень многие годы внедрялась. Я помню только конец этого стихотворения:
Теперь крестьяне так живут,
как ты хотел, чтоб жил народ.
И наш советский человек
по жизни радостней поет!
Ну, куда уж дальше! Очевидно, что-то привлекло редактора газеты, и он напечатал мое стихотворение! Я несколько раз перечитала свое стихотворение в газете и поняла, что я не поэт. Больше никогда не писала стихов!
У Николая Никитича был какой-то особый метод преподавания. Он приходил и объявлял: "Сейчас я вам буду рассказывать то-то и то-то. Я вас прошу, слушайте внимательно, а на следующем уроке вы напишите мне по этой теме сочинение". Он читал лекцию. Что-то можно было прочитать и в учебниках. На следующем уроке он давал нам написать сочинение. "Будьте добры излагать свои мысли коротко и ясно, но выразительно и все по теме. Чем короче сочинение, тем выше оценка. Но - чтоб все было по теме! А когда начнете расписывать на несколько страниц - это неинтересно. Мне нужно чтоб вы умели лаконично и точно излагать свои мысли. Это вам пригодится в жизни!" И он был прав. Если в классе он был строг и требователен, то с учениками вне класса он был очень дружелюбен. Мы приходили к нему домой. Жил он где-то в районе зоопарка на первом этаже. Никогда он не пускал нас к себе в дом. Очевидно, он очень скромно жил. У него была очаровательная молоденькая жена и маленькая дочка. Он выходил с ней, и мы шли гулять в парк и играли с ней. Он не только преподавал, а и учился в аспирантуре.
Как-то через очень много лет моя знакомая, которая училась со мной в школе и тоже переехала в Киев, позвонила мне и спрашивает:
- У тебя есть "Известия" за сегодняшний день? Вы выписываете эту газету?
- Да, мой муж выписывает ее.
- Посмотри последнюю страницу. Я больше ничего тебе не говорю.
Я открыла "Известия" и на последней странице в черной рамке прочла некролог "Умер известный китаевед, академик Шмигаль Николай Никитич". Вот такая весточка о нем пришла ко мне через много лет...
Еще о ком мне хочется рассказать - это о моей преподавательнице математики Елене Александровне Морозовой.
До нашей школы она преподавала математику в университете. Почему она перешла в школу - не знаю. Она была очень интересным человеком и превосходно знала математику. У нее тоже была особая методика. Во-первых, она учила нас решать задачи кораткими способами. Есть такие приемы в математике, когда можно достаточно быстро получить правильный ответ. Она делила доску на две части. С одной стороны писала одну задачу, с другой - другую. И объявляла:
- Кто решит первую задачу, получит у меня "хорошо", а кто вторую - 5! Но все делать надо в темпе. Тогда вы получите соответствующую отметку. Кто сделает ошибки тоже может получить "удовлетворительно", если ошибки будут не грубыми. Тот, кто первым решал, выходил в коридор, чтобы не мешать остальным сосредоточиться. У нас был довольно сильный класс и двойки были редким явлением.
Помню один случай. Она сидит за столом - такая вальяжная, полная женщина, рыжеватые с проседью волосы - просто барыня. Пишет что-то. Тогда были ручки, которые очень пачкали руки. Вот она сильно выпачкала руку. Обращается к моей подружке Зине Фесенко и говорит:
- Зина, принеси мне стакан воды.
Зина бежит, находит стакан и приносит ей стакан воды. Она моет тщательно испачканный палец, но пятна остаются.
- Ну, отнеси теперь!
Зина уносит стакан. Но это не было унизительно или оскорбительно, настолько ей шла такая вальяжность, барственность. Такая она была спокойная и добрая.
Мы у нее бывали дома. Один раз, когда первый раз пригласила к себе, она нам сказала:
- Девочки, соберитесь и приходите ко мне домой. Я хочу вам показать такого рыжего чертика, просто красота!
Мы не поняли о чем разговор. Приходим к ней, она заводит нас в спальню, а там ее маленькая внучка ходит по кроватке – рыжая-прерыжая! Она такая была смешная! Мы расхохотались! Начали с ней играться, она была очень забавная. А бабушка таяла от удовольствия!
Вот такая она была, наша Елена Александровна. Учиться у нее для меня было большое удовольствие. Я прекрасно знала математику.
Значительно позднее я даже занималась математикой с моими двоюродными братьями. Одного из них, Игоря, я подготовила в Одесское высшее мореходное училище на какое-то инженерное отделение. Он прекрасно сдал экзамен по математике и всегда меня благодарил. "А кто меня учил?"
Теперь об очень интересном человеке и педагоге - моем учителе физики. Звали его Яков Григорьевич Кен. Он тоже когда начал преподавать в школе, являлся научным сотрудником УФТИИ - украинского физико-технического института, территория которого примыкала к нашей школе. Обладая обширными знаниями, он необычайно интересно излагал нам свой материал. Постепенно открывал нам тайны этой великой науки. Как-то, объясняя нам сущность одного из фундаментальных законов физики, он сказал:
- Вы не думайте, что этот ученый придумал этот закон. Нет. Наука так развивалась и пришла к тому рубикону, когда этот закон должен был появиться. Не у этого ученого, так у другого. Без этого не было бы дальнейшего прогресса.
И затем подробно и очень логично объяснил, почему был так необходим этот закон. Изучая физику, мы поняли, что весь мир, все, что нас окружает - земля, люди, космос - живет по физическим законам, у всего существующего есть своя энергетика. Вот как интересно он нам рассказывал о воде:
- Вы что думаете - вода течет из крана? Вы умываетесь, пьете, используете воду, а ведь каждая капля имеет свою энергетику и когда она разливается - отпускает наружу свою энергию. Тогда появляются мощные водопады, реки, которые несут очень большую силу!
Может и примитивное объяснение, но очень понятное.
Мы у него побывали несколько раз и в лабораториях, где он рассказывал о разных интересных опытах. Однажды в конце урока он назвал фамилии в т.ч. и мою, и сказал, что, к сожалению не может весь класс пригласить в институт, а эти лучшие ученики, которых он назвал, приглашаются завтра к 10-ти часам утра в институт. При себе обязательно нужно было иметь закопченные стеклышки, чтобы не повредить глаза. Мы были заинтригованы.
На следующий день ровно в 10 часов мы были у подъезда института, где он нас встретил и повел на второй этаж. Мы очутились в очень длинной, застекленной галерее, выходящей в огромный зал. Вместе с нами стояло большое количество людей. В середине зала стояло оригинальное сооружение - от самого пола шла высокая и широкая металлическая труба, на которой стояла застекленная кабина, в которой сидел человек. Перед ним тоже было какое-то мощное металлическое сооружение перед этой кабиной. С другой стороны на тонком стержне был прикреплен металлический шарик. Поскольку мы смотрели издали, нам казалось, что он размером с футбольный мяч. Все ждали начала эксперимента. Прозвучала команда надеть защитные очки или взять закопченные стекла. Человек, сидевший в кабине, повернул какой-то рычаг и между этим маленьким шариком и тем сооружением возле кабины образовалась громадная вольтова дуга.
Она была громадна, извивалась как змея. Страшный треск и гул сотрясал весь дом. Длился эксперимент совсем недолго. Все начали расходиться, и мы спустились вниз по лестнице и вместе с Яковом Григорьевичем вышли из института. Тут же, стоя вместе с нами, он объяснил нам каковы задачи этого опыта и что от него ждут ученые. Дело в том, что наука вплотную подошла к идее получения атомной энергии и все институты физики искали способ разбить атомное ядро и получить его энергию. Вот это мы и наблюдали.
- Теперь, - сказал Яков Григорьевич, - будут изучать состав воздуха. Может, там какой-то атом и окажется разбитым. Тогда будем праздновать победу.
Мы его поблагодарили и, счастливые, пошли по домам.
Позже, когда мы спросили у Якова Григорьевича, каковы результаты, он с вздохом ответил:
- К сожалению, пока ничего не получилось.
Значительно позже ученым все-таки удалось разбить атом и получить атомную энергию, но абсолютно другим способом.
Хочется еще вспомнить о нашем педагоге географии. Звали ее Ася Моисеевна Юдзик. Она была очень молода и первые годы преподавала в школе. Она была не на много старше наших старшеклассников. По этому она нашла очень теплый тон по отношению к классу. Она была принципиальна, и мы чувствовали дистанцию - все-таки педагог, а не подружка. Класс к ней тоже тепло относился, она была бесконфликтна. Стоит перед ней большой оболтус-десятиклассник, который явно урок не подготовил. Она говорит:
- Ну, все. Я вижу, что ты ничего не знаешь. Я не хочу портить тебе дневник. Еще будут разборки у тебя с родителями. Выучи на следующий урок этот материал, я тебя спрошу.
И действительно на следующем уроке она не забывала спросить. Она была строга, но не всегда у нее это получалось. Она чувствовала, что слишком молода для взрослых учеников.
Был такой случай. Один парень из класса, стоя возле карты, развешенной на стене, страшно путался. Держал указку в руках, куда-то тыкал все время не туда, страшно смущался. Потом повернулся к ней и говорит:
- Ася Моисеевна, скажите, пожалуйста: "Ну, хорошо, выучи эту Мексику", но я же потом забуду, я же там не побываю. Никто у нас не едет за границу, и мы ничего никогда не увидим. Это все впустую. И даже если когда-нибудь поеду в какую-то из стран, то к тому времени совершенно забуду все, что учил!
Она рассмеялась и говорит:
- Ты совсем Митрофанушка. Тот считал: зачем учить географию, если есть извозчики! Но ведь ты живешь в более цивилизованной стране! А каждый цивилизованный и культурный человек должен знать кроме той земли, по которой он ходит, еще множество земель и стран, которые находятся на нашей земле!
За нашей школой, несколько внизу, был район, где находились небольшие частные дома и большие сады. Как раз цвела сирень. Ребята спустились в сады и наломали самые большие и красивые ветки сирени, принесли роскошный букет и перед самым экзаменом по географии вручили нашей Юдзик! Она пришла в восторг:
- Какая прелесть!
А потом строго посмотрела на нас:
- Вы что, хотите меня задобрить? Ничего не выйдет. Каждый получит то, что заслужит.
Ребята, принесшие букет, говорят:
- Что вы. Мы знаем, что вас подкупить невозможно. Нам просто хотелось вам сделать приятное.
Она с улыбкой посмотрела на нас:
- Ну что ж, я вам верю. Спасибо вам за такие прекрасные цветы.
И бережно положила букет возле себя на столе. Весь экзамен в воздухе чувствовался легкий аромат сирени! Было празднично.
К концу нашего 10-го класса, несмотря на то, что наша Ася Моисеевна ждала ребенка, она продолжала заниматься и довела нас до выпускного экзамена.
Были еще и другие предметы и другие учителя. Например, учительница немецкого языка по фамилии Лютая. Но ей фамилия совершенно не подходила. Это была добрейшая и очень благородная женщина, пожилая, учительница с большим стажем, которая прекрасно преподавала. Был педагог истории, фамилию которой я не помню. У меня с ней как-то не сложились отношения, хотя я и получала пятерки, но она чувствовала, что этот предмет мне не очень приятен. Она его преподавала сухо, точно по программе излагала и это не увлекало. Все нормально учились, нормально отвечали, читали учебники, но это не тот педагог, который мог бы заинтересовать учеников своим предметом. Когда после окончания 10-го класса мы пришли к ней домой с цветами высказать свою благодарность, она нас всех поздравила и сказала:
- У нас два отличника. Алик Сталовицкий - это полноценный отличник, талантливый ученик. И Галя Любомирская тоже отличница. Я тебе скажу, - обратилась она ко мне, - ты не достаточно серьезно занималась моим предметом.
Я вспыхнула:
- Как же так! А что, есть выше отметка, чем пятерка?!
- Нет. Ты отвечала на пять, но формально. Я не чувствовала, что ты полюбила историю
Она была права.
Надо сказать, что в школьной программе того времени было несколько предметов, которые в дальнейшем не изучались в средней школе. Это астрономия, геология и минералогия, черчение, Конституция СССР, военное дело. Почти по всем предметам были экзамены. Из всего перечисленного остановлюсь на двух.
Военное дело. Что мы только не изучали, какую чушь! Например - какие есть отравляющие газы. Дальше - виды оружия, которые в то время находились на вооружении армии. Их мы изучали по большим плакатам, которые педагог приносил из какого-то военного училища. Пока было тепло, мы маршировали. Команда "Нале-во!" и все дружно должны были повернуться налево; "Направо!" - все поворачиваются направо! Когда наступили холодные дни, мы маршировать перестали.
Возможно, обо всем этом я даже не вспомнила бы. Если бы не занятия стрельбой в одном из военных училищ. Там в подвале было огромное помещение, где можно было стрелять по мишеням из мелкокалиберных винтовок. Мне очень нравились эти занятия. Прийти пострелять можно было когда зал пустовал, конечно, под руководством нашего педагога. Я делала успехи в стрельбе. Мои результаты были все лучше и лучше. Наконец, педагог сказал:
- Будем готовиться на Ворошиловского стрелка! - и назвал фамилии. Меня тоже назвал! Я была счастлива. Я ходила в тир при первой возможности. Как-то приноровилась, и у меня были очень хорошие результаты. И когда мы в конце сдавали нормативы на звание "Ворошиловского стрелка", я очень хорошо стреляла и выбила несколько 9 и 10 - результаты были великолепные. Мне вместе с остальными ребятами дали значок Ворошиловского стрелка. Этот значок я никогда не носила потому, что неловко было носить на платье значок с надписью "Ворошиловский стрелок"! Достаточно для меня было и комсомольского значка.
В 10-м классе у нас появился еще один предмет - астрономия. Педагога я не помню, но помню, что страшно увлеклась этим предметом. Я достала карту звездного неба и изучала разные созвездия. Однажды в августе я вышла во двор и старалась найти то, что я запомнила по карте. Но, увы! Одно дело карта, а другое дело - натуральное звездное небо, где масса звезд и совершенно невозможно выбрать нужные. Я поняла, что очень мало знаю. Конечно, Малую и Большую Медведицу я моментально определила, Крест тоже, еще пару созвездий, на этом - все. На уроке астрономии я рассказала учителю о том, как безуспешно старалась хоть немного разобраться в этом огромном звездном хаосе. Я ему сказала:
- Я очень хотела бы заниматься серьезно астрономией. Может мне пойти на специальный астрономический факультет?
Он посмотрел на меня с улыбкой:
- Деточка, ты думаешь, что астрономия это - только смотреть на звезды? Это сложнейшая наука, которая базируется на высшей математике. Очень много построено на расчетах.
Услышав это, вся охота заниматься этим у меня отпала. Хотя всю жизнь меня интересовало все, что связано со звездами и особенно - с космосом.
Однажды мне посчастливилось увидеть интереснейшее явление звездного мира. Мы с мужем отдыхали в Крыму. Кто-то из отдыхающих сказал:
- Товарищи! Пойдем на море, и вы увидите чудо, которое бывает раз в очень много лет. Планета Марс сегодня подойдет к земле на самое близкое расстояние!
Мы поспешили на пляж, подождали, когда совсем стемнеет. И вот перед нами засверкала большущая звезда! именно звезда, которая была настолько яркая, что на совершенно спокойном море оставляла светящийся след, как бывает дорожка от луны. А это была дорожка от Марса! Все сидели, безмолвно любуясь этим чудом!
Вернемся к школьным годам. Самым удивительным, пожалуй, уникальным педагогом была преподавательница русского языка и литературы - Зинаида Петровна Дьякова. Это была небольшого роста сухощавая пожилая женщина с худеньким остроносым личиком и реденькими волосиками. Что называется "ни рожи, ни кожи". Но сколько в этой миниатюрной и хрупкой женщине было энергии - трудно передать. Сказать, что она знала литературу или любила ее - все равно, что ничего не сказать. Она жила ею! Каждый ее урок был необычайным, ее знания были огромны. Мне казалось, что она всю жизнь посвятила литературе. Забери от нее литературу - ее вообще не станет, она испарится.
Проводила она уроки необыкновенно интересно. Излагая какую-то тему, она часто использовала дополнительный материал, чтобы лучше усваивался предмет. Так, например, она на уроках русского языка, объясняя правила применения знаков препинания, приводила в пример Тургенева, как он четко излагал свои мысли. Она считала, что Тургенев наиболее классический русский писатель, что по нему можно идеально выучить русский язык. Особенно она ценила его "Записки охотника" и
несколько диктантов мы писали именно из этого произведения. Кроме того, она познакомила нас с прозой Салтыкова-Щедрина. Были и другие примеры. Все это было очень интересно.
Что касается литературы, то за время учебы в школе мы познакомились с огромным количеством писателей и их произведениями. Вот некоторые из них: Тургенев "Отцы и дети", Гоголь "Мертвые души", Пушкин "Капитанская дочка" и "Повести Белкина", где есть прелестные рассказы "Метель", "Станционный смотритель", "Барышня-крестьянка" и прочие; Гончаров "Обломов" и "Обрыв". Я помню как, рассказывая о творчестве Гончарова, Зинаида Петровна сказала:
- Он написал три крупных произведения и, как ни странно, все три начинаются с буквы О! Вы их легко запомните. Это "Обрыв". "Обломов" и "Обыкновенная история".
Ну и, конечно, Толстой. Начиная с "Хаджи Мурата" и дальше - "Анна Каренина" и "Война и мир". При этом "Анна Каренина" читалась в классе, а "Война и мир" рекомендовалась для домашнего чтения.
Зинаида Петровна была свободным человеком. Ей чужды были современные взгляды, витающие в воздухе, - социалистический реализм и прочие, то, что ощущалось в наших учебниках. У нее был особенный взгляд, собственное мнение о творчестве каждого писателя. Ее взгляды не были противоположными рекомендованным, а лишь несколько подправлены в сторону правдивости изложения и эпохи, и произведения, и характеристики личности писателя. Она умела как-то особенно заинтересовать учеников. Любая тема раскрывалась ею многогранно, углубленно и ярко, с множеством примеров и сопоставлений. Она всегда очень убежденно излагала свои мысли, а говорила очень просто и понятно. Поэтому легко запоминался весь материал, который она нам преподносила.
Кто-то из учеников как-то спросил ее:
- Зинаида Петровна, а почему мы не изучаем Достоевского?
- Ты еще слишком молод. Достоевский - очень сложный писатель. У него слишком много человеческой мерзости описано и тебе трудно будет разобраться во всем этом. Достоевский писатель для более зрелых личностей. Если хочешь, прочти первую главу из романа "Идиот", которая называется "Настасья Филипповна". А вообще с чтением Достоевского пока повремени.
Проходя с нами прозу Пушкина ("Капитанскую дочку"), Зинаида Петровна рассказала нам следующее. Пушкина всегда интересовало пугачевское восстание и личность самого Пугачева. В этой повести он и коснулся этой темы. Повесть, которая написана как рассказ героя - Гринева, описывает его случайные и очень короткие встречи с Пугачевым, который поразил его. Очень подробно описывается, как Гринев присутствовал при казни Пугачева. Пушкин задумал написать историю Пугачевского бунта, собирал материалы и даже начал писать. Но, увы! Его труд не увидел свет, как и очень многое, что могло быть написано позднее. Ведь Пушкин погиб, когда ему было всего 38 лет.
Много разных эпизодов и подробностей мы узнавали на уроках. Например, когда Лев Николаевич Толстой начал писать "Анну Каренину", он никак не мог найти ее внешний облик. Вот ему попал в руки портрет дочери Пушкина, и он понял, что это и есть Анна! Облик Анны полностью списан с этого портрета.
Мне особенно запомнился один урок. Зинаида Петровна не спеша зашла в класс, какая-то собранная, сосредоточенная, нарядная - с беленьким воротничком на сером платье и торжественно объявила:
- Сегодня мы поговорим об Анне Карениной Льва Николаевича Толстого. "Мне отмщение и аз воздам" - это эпиграф к роману, который Толстой взял из Библии. Чтоб вам было понятнее, я вам расскажу, что такое Библия и она, отбросив всякую идеологию, которая в то время проповедовала атеизм, рассказала о Библии. Очень коротко, но емко и убедительно. Рассказала нам, что даже такие умные и образованные люди, как Толстой, были верующими. Они верили в Божью благодать и Божью кару. Это изречение означает - Господь имеет право карать ("мне отмщение") и он воздаст каждому, кто пойдет против воли Божьей. Именно эта идея и заложена в романе. Мы можем проследить, как развивается сюжет и жизнь каждого персонажа. Не будем касаться на сей раз Левинской темы - это обычно описание помещиков того времени.
Она убедительно и ярко раскрыла перед нами образ Анны, начиная с первого знакомства с Вронским на вокзале, когда погиб железнодорожный рабочий и Анна подумала, что это очень плохой знак. И дальше - их безумная страсть, которая привела ее к измене мужу. Жизнь после измены становится все труднее, все хуже, светское общество с презрением отворачивается от нее. Сына, которого Анна так любила, от нее отняли, запретили свидания с ним. Она становится все более одинокой. Единственная ее надежда, единственное, с чем она жила - это Вронский. Когда Анна почувствовала, что и его она теряет – она не выдержала. В порыве безумия, ужаса и горя она покончила с собой... И Зинаида Петровна еще раз повторила:
- Мне отмщение и аз воздам! Она нарушила клятву супружеской верности, данную ею перед Богом и за это была покарана. Это что касается образа Анны - главной героини романа. Надо сказать, что и другие образы очень выпуклы и правдивы.
Каренин, Вронский, Стива Облонский - да все персонажи были описаны ею очень интересно и ярко.
Это о прозе... Что касается поэзии – то мы достаточно полно познакомились с творчеством известных русских поэтов. Мне хочется остановиться на Пушкине.
Зинаида Петровна не только его прекрасно знала и цитировала, это был ее любимый поэт. Она так о нем рассказывала, что нельзя было не влюбиться в Пушкина! Она научила нас не только чувствовать легкость его поэзии, но и проникать в суть и содержание каждой его строки. Она говорила, что при величайшем поэтическом мастерстве он так просто и естественно излагал свои чувства, наблюдения, мысли. Поэтому каждому, читающему его стихи, он близок и понятен. В его стихах есть краткость и лаконичность, но при этом - ясность мысли, емкость образов, внутренняя энергия и чувства. В пример легкости и изящества привела, как Пушкин описал Онегина в начале своего повествования.
Сначала - первое знакомство: "Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы, где может быть родились вы или блистали, мой читатель... Там некогда гулял и я, но вреден Север для меня!" (Это он о своей ссылке на юг страны); дальше - полная характеристика Онегина-денди: сначала у него была madam, потом месье, "Острижен по последней моде, как денди лондонский одет он, наконец, увидел свет...". Дальше, описав светскую жизнь Онегина, он заключает: "Чего ж вам боле? Свет решил, что он умен и очень мил!" Свет принял Евгения! Дальше Зинаида Петровна обратила наше внимание на такие строки. Оказывается, Онегин был не так уж прост и не так уж легкомысленен. Вот, что говорится в романе: "Зато читал Адама Смита и был глубокий эконом. Умел судить о том, как государство богатеет, чем живет и почему не нужно золото ему, когда простой товар имеет. Отец понять его не мог и земли отдавал в залог". Оказывается, Онегин получил настоящее образование. Дальше она ярко развернула перед нами содержание и образы романа.
Зинаида Петровна часто сравнивала поэзию с музыкой. Там свои ритмы и особые пульсации - те же чувства и грусть, и неистовство, и радость - все то же, что и в музыке имеется и в поэзии. Вот вам два описания природы, которую Пушкин очень глубоко чувствовал. В первом - грустное осеннее настроение, минор. И в размере стиха, и в его образах чувствуется печаль. Вот послушайте:
Уж небо осенью дышало, - образ
уж реже солнышко блистало, - сожаление
короче становился день.
Лесов таинственная сень
с печальным шумом обнажалась. - какой красивый, тонкий поэтический образ!
Ложился на поля туман,
гусей крикливых караван
тянулся к югу. - тоже образ
Приближалась довольно скучная пора,
стоял ноябрь уж у двора.
А вот другое и ритм другой. А сколько света и радости! Другое настроение. Вот послушайте:
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный -
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела -
А нынче... погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит...
Сколько теплоты и светлой радости в этом стихотворении и как оно музыкально звучит! Когда читаешь эти строки - как будто музыка льется. Вот это мажор. Не даром, ничего не изменив в Пушкинском тексте, Чайковский написал оперу "Евгений Онегин" в которой так органично и тесно переплелись поэзия и музыка - они неотделимы друг от дрга. Слушаешь текст и вспоминаешь музыку, слышишь музыку и вспоминаешь текст. Мне всегда было интересно читать Пушкина и вникать в его образы, чувствовать ритм стихотворений...
Однажды на уроке со мной произошел курьезный случай. Зинаида Петровна задала нам прочитать поэму "Цыгане" и на следующем уроке рассказать ее содержание. Я стала читать и очень увлеклась, прочитала несколько раз от начала до конца, перечитывала отдельные кусочки, мне было очень интересно и очень понятно. Мне были понятны все образы. Я видела табор и старика, который ждет свою любимую Земфиру - все было мне понятно, как в сказке! На следующий день меня вызвали рассказывать содержание. Я начала:
- "Цыгане шумною толпой по Бесарабии кочуют, они сегодня над рекой в шатрах изодранных ночуют. Как вольность весел их ночлег и мирный сон под небесами", - и говорю все дальше словами Пушкина!
Зина Петровна меня остановила:
- Я вам не задавала учить на память. Расскажи своими словами.
Я опять начинаю цитировать - ничего не могу с собой сделать! Я растерялась:
- Я не могу! Лучше, чем Пушкин, не могу сказать.
- Ну, голубушка! Что-то ты перестаралась.
- Я не старалась. Просто прочитала несколько раз.
- Что с тобой поделать. Садись.
Она спросила другого и урок продолжался.
Через всю жизнь я пронесла любовь к пушкинской поэзии и даже сейчас, в моем преклонном возрасте, мне приятно вспомнить отдельные стихотворения и кусочки из поэмы, которая до сих пор сохранилась в моей памяти...
Как-то одна очень благополучная и образованная девушка, которая учится в консерватории, в разговоре со мной довольно резко заявила: "Я не люблю Пушкина!". Возможно, она хотела этим показать свой особый изощренный и современный вкус. А мне ее стало жалко. Она отбросила очень многое, что помогло бы ей ярко и естественно раскрывать свое дарование.
На годовщину смерти моей Зоечки (Зои Ефимовны Лихтман) мне позвонила из Израиля наша общая знакомая, Зоечкина подруга. Она рассказывала, что ей трудно там, что ностальгия мучает безумно, ничто ее не радует, хотя уже несколько лет живет в Израиле. Под конец она говорит:
- Ты знаешь, единственное, что меня греет - это томик Пушкина, который лежит у меня под подушкой...
Хочу рассказать еще об одном интересном человеке - это учительница рисования. Звали ее Александра Платоновна.
Узнав, что я рисую, мой одноклассник сказал, что он занимается с учительницей рисования. Было это в конце 9-го класса. Я попросила познакомить меня, и он привел меня к ней. Это была очень пожилая высокая женщина. Очень благородная, добрая и приветливая. В ней чувствовался аристократизм и в манере разговаривать, и в одежде, которая сохранилась, видимо, с дореволюционных времен. Совершенно несовременно она выглядела. В комнате было много старинных вещей - статуэтки, вазочки... Чувствовалось, что все в этой комнате сохраняется на память о прежней жизни. Она мне очень нравилась! В молодости она училась у знаменитого русского художника Куинджи. Она иногда рассказывала о своем учителе. На стенке висели несколько этюдов, подаренных им. Она была бедна, но горда. Трудно сказать, как она умудрялась существовать, нигде не работая и не получая денег. Мы ей платили за уроки очень мало! Вместе с тем, она как-то жила, увлеченно и очень заинтересованно занимаясь с нами. Каждый урок с ней не только добавлял знания, но и приносил радость.
Поскольку хорошую "ватманскую" бумагу тогда было очень трудно достать, да и дорого, мы рисовали на школьных тетрадках для рисования акварелью и карандашами. Акварель была "Набор для школьника". Это не смущало ни нас, ни учительницу. Многое получалось. Я постепенно заполняла эту тетрадку написанными с натуры цветами, фруктами, вазочками, фигурками... Иногда нам предлагалось составить простейшую композицию. К сожалению, я не очень часто посещала эти уроки. Ведь для рисования нужно дневное время, а я училась в первой смене. У меня оставались только выходные дни. И, тем не менее, Александра Платоновна часто меня хвалила. Она говорила:
- Ты способная девочка. Я очень довольна твоим успехом.
Как-то, когда я была в 10-м классе, Александра Платоновна обратилась ко мне:
- Давай посидим. Надо поговорить. - Мы сели. - Ты оканчиваешь школу. Чем ты будешь заниматься потом?
- Пойду в Харьковский электротехнический институт потому, что хочу заниматься техникой!
- Понятно... - она помолчала, обдумывая что-то. - Напиши мне свой адрес. Может, я напишу тебе. Но она не написала, а пришла сама. Дома были мы с дедушкой. Мы очень удивились ее визиту. Она познакомилась с дедушкой и говорит:
- Мне нужно с вами очень серьезно поговорить. Галя сказала, что она хочет идти в технический институт. Я считаю, что она сделает неправильно. Она должна заниматься живописью, она очень способная девочка! Я постараюсь подготовить ее в художественную академию. У меня там учится не один ученик. Подумайте об этом, не губите ее талант!
Дедушка растерялся и говорит:
- Вы знаете, это ее право - выбирать, где учиться. Вот она себе и выбрала...
- Ну и напрасно! А вы подумайте.
Распрощалась и ушла. Дедушка сказал, что она стара и прочее... Я очень обиделась за нее:
- Дедушка! Это изумительный человек, редкий человек!
Я очень любила рисовать и это предложение было для меня подарком! Но когда пришла мама, все стало на свои места. Она мне сказала:
- Это твое дело - выбирать себе профессию. Тут никто не может нажимать на тебя. Но вместе с тем академия, да еще и художественная, это очень большой вопрос. Не известно, попадешь ли ты туда. А ХЭТИ у тебя уже в руках! Если ничего не помешает, то, как отличницу тебя примут туда без экзаменов!
Так и получилось. Я окончила школу, сдав все экзамены на "отлично". На последний экзамен меня привела мама с высокой температурой. Учительница, увидев мой вид, возмутилась:
- Зачем вы ее привели, такую больную! Я бы и так ей поставила 5. Она у меня всегда была отличница. Ведите ее домой!
И мы ушли. На следующий день пришла врач и определила, что у меня
воспаление легких. Мама забрала меня к себе в комнату, где всегда была свободная кровать, чтобы легче было ухаживать за мной. К великому моему сожалению, я не была ни на торжественном собрании, ни на банкете по поводу окончания школы. Провалялась с очень высокой температурой.
С банкета, ночью ко мне ввалились несколько одноклассников с моим дорогим Николаем Никитичем во главе. Они пришли с букетом цветов. Николай Никитич вручил мне мой аттестат! С банкета они принесли всякие вкусности. Мне было горько и обидно, что такой праздник прошел мимо меня! Что поделать?!
Еще до выпускных экзаменов у меня была беседа с нашим учителем физики Яковом Григорьевичем относительно моего поступления в ХЭТИ. Я у него просила совета. Он мне говорит:
- Конечно, это трудный институт. Но у тебя крепкие знания и ты можешь быть хорошим инженером. А что касается перспективы, то ХЭТИ выпускает инженеров-энергетиков, а у энергетики огромное будущее. Ее развитие - это развитие промышленности, развитие производства и повышение благосостояния народа. Ты должна решать, но я тебе советую.
Я решила, в надежде, что из меня получится хороший инженер, поступать в ХЭТИ. В моем аттестате было написано, что я имею право без экзаменов поступать в любое высшее учебное заведение. Меня моментально оформили, и я приступила к занятиям. Учеба мне давалась легко. Но чем дальше, тем больше у меня возникало разочарований - большое количество предметов, много материала, невероятно длинные задачи, решение которых умещалось на двух досках. Все это, естественно, нужно... Но если б лекции не читались так нудно и сухо. Мне не было трудно, но было неинтересно. Но я продолжала учиться.
У нас был учитель по черчению, очень интересный человек и мне нравилось заниматься у него. Мы чертили в трех проекциях деталь, а потом с натуры рисовали эту деталь. Как-то ко мне подошел учитель и говорит:
- Мне нравится, что вы так чувствуете натуру. А не хотели бы вы заниматься скульптурой?
Меня это заинтересовало:
- Можно попробовать!
- Тогда после лекций приходите в мою мастерскую.
Мы с ним пошли на улицу Сумскую, где в полуподвальном помещении находилась его довольно большая мастерская. Первое, что мне бросилось в глаза - в передней лежала большая куча глины. Мы зашли в помещение, он зажег свет и, Боже мой! Чего там только не было на полках - и бюсты, и руки, и носы, и фигурки! Очевидно, пособия для работы с учениками. Посредине стоял длинный стол, испачканный глиной. Мы сели за стол, он достал кусочек глины, размял ее, положил на досточку:
- Давай, попробуй! - положил передо мной кисть руки, - попробуй
слепить хотя бы два пальца - большой и указательный!
Я очень старалась и у меня получилось! Он похвалил и принес нос. Я слепила и нос. Мы очень долго сидели у него в мастерской и я сильно замерзла. Уже была осень, но еще не топили. В помещении было влажно и холодно. Мы помыли руки и я пошла домой. К вечеру у меня был насморк, я там простудилась. Мама, узнав, где я была и что делала, сказала:
- Моя дорогая! Скульптурой должны заниматься более закаленные люди.
Я и сама это понимала.
Прошло больше месяца наших занятий в институте. Мы сидел в амфитеатре студии, и слушали общую лекцию. Вдруг в аудиторию заходит директор института вместе с пожилым элегантным мужчиной и молодым человеком, который несет кипу бумаг. Мы все встали, он нас посадил и говорит:
- Я хочу вас познакомить с профессором университета. Я думаю, он лучше вам объяснит цель визита. А я пойду к себе в кабинет.
Этот профессор нам объясняет. Кафедра русского языка университета производит проверку грамотности выпускников школ:
- Мой помощник сейчас раздаст вам бумагу. Это двойной листок. В левом углу вы напишите название института, факультет, имя и фамилию. Я вам прочту диктант.
Когда я услышала первые строки диктанта, а он прочел целый абзац, я поняла, что это Салтыков-Щедрин! Сразу стало ясно, как писать этот диктант. Он закончил нам читать, мы все сдали свои листочки и он ушел. Мы уже успели забыть об этом событии, когда через 2 месяца в нашу группу заходит секретарь директора и спрашивает:
- Кто Любомирская?
- Я, - поднимаюсь.
- Вас вызывает директор.
Все переглянулись, а у меня упало сердце. Заводят меня к директору. Вижу - напротив директора в креслах сидит профессор университета, который диктовал нам диктант. Директор поднялся и обратился к профессору:
- Знакомьтесь. Вы хотели побеседовать, а пойду по своим делам.
Первый вопрос профессор задал мне о том, кто был моим педагогом по русскому языку. Я рассказываю, что была пожилая учительница, которая сейчас болеет, Зинаида Петровна Дианова. Он очень подробно расспрашивал, как и чему она нас учила, как учила чувствовать стиль писателя. Я рассказала, как Зинаида Петровна высоко ценит чистоту русского языка Тургенева и совсем иной стиль языка и пунктуации у Салтыкова-Щедрина. Расспрашивал о том, каких писателей мы проходили и когда речь зашла о Льве Толстом, я пояснила, что наиболее подробно мы проходили "Анну Каренину" и Зинаида Петровна рассказала нам о Библии для того, чтоб нам был понятнее эпиграф к роману. Он был очень удивлен и когда закончил задавать вопросы об учительнице, устроил экзамен мне. Спрашивал, как я отношусь к литературе. Под конец беседы он сказал:
- У вас был блестящий педагог! Она учила вас так, как мы учим в университете. Помимо обширных знаний, которые вы получили, она научила вас самостоятельно мыслить, самостоятельно разбираться в вопросах литературы. Вы знаете, почему я вами заинтересовался? Потому, что только два человека написали диктант без единой ошибки. Надо сказать, что много работ бфло написаны грамотно, но без единой ошибки - только вас двое! После нашего разговора я хочу сделать вам предложение. Несмотря на то, что вы уже учитесь какое-то время, я предлагаю вам перейти в Университет. Вы догоните, а я вас оформлю. Думаю, что вам значительно интереснее будет учиться у нас. Хорошенько подумайте о моем предложении.
Он достал записную книжку, вырвал листочек и написал где и когда я смогу его найти. В кабинет вошел директор
- Ну что, поговорили?
- Да, большое спасибо!
Я повернулась, попрощалась и ушла. Было большое искушение у меня перейти в Университет. Родные сказали, чтоб я сама решала. Но я не рискнула.
В институте был Новогодний вечер. Не встреча Нового года, а просто вечер, посвященный Новому году. Мы к нему усиленно готовились. Мама пошила мне красивую черную юбочку с бестелями, взяв фасон из модного журнала, и легкую кремовую кофточку. Тетя Миля дала мне самые лучшие туфли, которые я должна была одеть уже придя на вечер. Нарядившись, я внимательно себя рассмотрела в зеркале. Мне очень понравилось, как я выгляжу - тоненькая, худенькая, с тонкой талией, изящная, просто куколка! Я втайне надеялась, что меня заметят и кто-то будет за мной ухаживать. Как только я пришла на вечер возле меня очутился мой старый поклонник, мой однокурсник, который был в меня влюблен и даже писал мне стихи. Я не принимала его ухаживания, он мне не нравился, он не был красив. Мне для этого вечера он был не нужен! Я его попросила меня оставить. Он немного отошел, но не упускал из вида. Я постояла и начала прохаживаться по залу. Мимо меня проходили очень милые молодые люди, поглядывали на меня, улыбались мне и шли дальше. Начались танцы. Меня никто не пригласил на танец. Мой знакомый пригласил меня, а мне не хотелось танцевать с ним. Я опять осталась одна, хотя вокруг меня и ходили, и веселились, и танцевали, и разговаривали! Ко мне никто не подходил! Ни кому не хотелось со мной познакомиться. И вот один солидный студент, наверное, пятикурсник, подходит ко мне и спрашивает:
- А откуда ты, прелестное дитя?
- Я не дитя, а студентка!
- Неужели ты студентка? И какого курса?
- Первого!
- Какого факультета?
Я назвала. Он говорит:
- Ого! Так значит ты студентка! Кто бы мог подумать! А я принял тебя совсем за девчонку! Прости.
Тут его кто-то позвал и он ушел. Я всегда выглядела я моложе своего возраста и в свои 17 лет выглядела на 15! Не мудрено, что все подумали, что эта школьница пришла с кем-то на вечер в институт! Мне было и обидно и смешно. Я решила пойти домой. Мой поклонник, увидев, что я иду в раздевалку, подбежал:
- Ты куда?
- Я иду домой.
- Оставайся! Потанцуем, повеселимся...
- Мне не хочется. Я хочу домой.
Он помог мне одеться, оделся сам и проводил меня до моего дома. Мама удивилась моему приходу:
- Что ты так рано? Что-то случилось?
- Ничего не случилось. Все в порядке. Мне нужно немного подрасти и повзрослеть, чтобы ходить на вечера!
- Что ж, тебе виднее.
После нового года были полугодовые экзамены, которые я очень прилично сдала. Потом каникулы. Я еще училась некоторое время, а затем в конце марта к нам ненадолго приехала Женя. Она меня очень расспрашивала, как я учусь, какие у меня отношения с однокурсниками и как мои сердечные дела. Я сказала:
- На нуле!
- Скажи мне, тебе очень нравится учиться в этом институте?
- Знаешь, Женя, я думала, что это интереснее. Я немного разочарована.
- А! Тогда все понятно. Все! Кончаем с этим институтом, идем забирать документы и переезжаешь ко мне в Киев, будешь жить у меня. Подберем тебе что-нибудь получше! Главное - по душе! Нужно подумать и о твоем здоровье. Ты сильно похудела, плохо выглядишь. А у меня есть возможность тебя хорошо подкормить. Нам постоянно из совхоза привозят самые лучшие и свежие продукты. Ну, как, ты согласна?
Я не раздумывая, согласилась! Я знала, что большая любовь Жени всегда приносила удачу и счастье в жизни! Кроме того, быть рядом с ней постоянно было для меня большим счастье. На семейном совете Женино предложение было одобрено! Ее авторитет всегда был незыблем. Все посчитали, что мне так будет лучше. Мама не возражала. Она была очень занята и в школе, и в Доме учителя, а из Киева в Харьков поездом всего одна ночь и можно часто друг друга видеть. На следующий день мы пошли забирать документы. В деканате очень удивились - я считалась хорошей студенткой. Но документы отдали. Мы собрались и уехали в Киев.
Женя жила в Киеве со своим мужем Марком Борисовичем Гольдштейном и трехлетним Борей, которого она рожала у нас в Харькове. Двухэтажный дом, в котором они жили, находился на углу Крещатика и Институтской, в самом центре Киева. На первом этаже находились райисполком и райком партии Киево-Святошинского района, а на втором этаже жили 4-5 семей сотрудников этих учреждений. Марк Борисович был вторым секретарем райкома партии, а Женя заведовала райздравотделом. Хотя она не была врачом, но как член партии с большим стажем, она всегда занимала большие должности и, надо сказать, очень неплохо с ними справлялась. У них было 2 смежные комнаты, довольно большие. Первая - столовая и вторая - спальня. В первой поселили мне. Если на первом этаже был длинный коридор и ряд кабинетов, то на втором этаже был такой же длинный коридор и ряд комнат, где жили люди. Кухня и места общего пользования были общими. Этот дом давно не существует. Был ли он взорван во время войны, или позже - не знаю. На его месте сейчас красивый сквер и фонтан.
Буквально в двух шагах от нас находилась гостиница "Континенталь" с роскошным рестораном на первом этаже. Она выглядела очень пристойно и по-старинному богато. После войны ее переоборудовали, добавили оперную студию и сейчас там находится консерватория, которая блистает своими белыми колоннами на Крещатике!
На вокзале нас встречал Женин муж Марк Борисович. Это был человек небольшого роста, немного ниже Жени, с кудрявой пышной шевелюрой каштановых волос, с большими серыми глазами и необыкновенно мягкой и приятной улыбкой. Он ласково со мной поздоровался и говорит:
- Молодец, что приехала к нам. А мы с Женечкой постараемся, чтоб тебе было хорошо и уютно!
И мне действительно было у них очень хорошо. Они трогательно ко мне относились, внимательно и с любовью. Я чувствовала себя полноценным членом их семьи, что-то вроде старшей дочери. Знакомясь с Марком Борисовичем на вокзале, я увидела у него на груди Орден Трудового Красного Знамени, который раньше не видела. Меня это очень удивило. Такой высокий орден! Откуда он у него? Приехав домой, оставшись с Женей наедине, забросала ее вопросами, и она мне рассказала. Когда Марк был молодым коммунистом, партия объявила молодым коммунистам призыв помочь сельскому хозяйству. Этот призыв был равноценен приказу. И Марка направили председателем колхоза в село Горенку, которое под Киевом, в один из самых отсталых колхозов того времени. Все колхозное оборудование было в жалком виде, многие колхозники влачили жалкое существование. Все пришлось начинать с нуля. Он с помощью наиболее активных и передовых колхозников начал потихоньку поднимать колхоз из бедственного состояния. Много сил пришлось потратить, пока колхоз стал передовым колхозом-миллионером. Когда правительство награждало передовиков производства и сельского хозяйства, Марк получил этот Орден Трудового красного знамени.
- Ты не представляешь, как его до сих пор в Горенке любят! Вот он уже несколько лет работает в райкоме партии, а для них он до сих пор благодетель. Чуть что - сразу к Марку Борисовичу! Он всегда помогает чем может.
В этом я убедилась, когда поехала на пару дней с Маркусом и Женей в Горенку. Только мы приехали и в селе узнали, что приехал Марк Борисович, - пришла большая группа людей. Все радовались:
- Как мы вас любим! Как вам рады, - что только ему не говорили! Затем начали рассказывать о своих делах и забрали его что-то показывать. Мы долго ждали его к обеду!
Как-то раз, когда мы только улеглись спать, раздался сильный стук в дверь. Я поднялась, открыла. Передо мной - мужчина средних лет.
- Что вам нужно?!
- Я до Марк іБорисовича! Мені дуже його треба!
Маркус вышел к нему из спальни:
- Что тебе нужно?
- Марк Борисович! Моя жінка помирає. Допоможіть мені.
Маркус моментально оделся и спустился с ним на первый этаж в свой кабинет, вызвал дежурную машину, по дороге они заехали в больницу и взяли с собой врача. Поехали к больной. Оказалось, что ей нужна немедленная операция. Отвезли ее в больницу. Марк Борисович позже рассказывал, что этот человек приходил к нему в кабинет и очень его благодарил - жена его выздоровела!
Марка Борисовича не только любили и уважали, но и всегда стремились сделать для него что-то приятное и полезное и по этому без всяких его просьб они очень часто привозили ему продукты. Особенно прекрасны были молочные продукты - творог, сметана, молоко и домашнее масло! Так что питались мы превосходно!"
Хозяйством занималась приходящая на день очень милая женщина. Она отводила Борю в детский сад, готовила, убирала, потом приводила Борю и уходила домой. Я прекрасно отдыхала, окруженная лаской и заботой дорогих мне людей. Так хорошо мне никогда не было! Да еще тетя Пана недалеко от нас жила с дядей Толей - тоже милые моему сердцу люди! Я частенько оставалась у них ночевать. Они всегда очень были рады мне.
Относительно дальнейшей моей учебы Женя узнавала в политехническом институте, если я захочу идти учиться туда. Ей ответили, что сейчас о поступлении не может идти речи, а только перед началом нового учебного года, перед сентябрем. Мы решили, что время есть и надо подумать. А пока - отдыхать. Что я и делала с огромным удовольствием.
Наступил июнь. Борю отправили с детским садиком в Ворзель. Детский садик был особенный, элитный, для детей работников ЦК партии. Там были великолепные условия, прекрасные воспитатели и родителей предупредили, что видеться с детьми разрешается один раз в выходные дни. Поскольку Маркус оставался в Киеве, Женя решила поехать по путевке в Кисловодск, подлечиться. Она уехала. Я осталась одна с Маркусом. Решила, что мне скучно и перебралась на несколько дней к тете Пане, там было веселее. Почти каждый день я наведывалась к Маркусу, но жила у тети Паны.
- Как ты можешь так, Стасик! Да она давным-давно разговаривает, только ты с ней не разговариваешь!
Правда, по словам мамы, после ее горьких слез он несколько смягчился и начал иногда меня замечать. Каким-то чудом маме удалось сохранить фотографии моих ранних лет и в довольно хорошем состоянии. Вот я на руках у бабушки Анюты, мне годик. Вот я на руках у моей няни Нюры, интеллигентной, милой женщины, мне года два. А вот семейная фотография - я с папой и мамой. Очевидно, они пошли сфотографировать меня в мой годовалый "юбилей".
А дальше пойдет рассказ о том, что у меня сохранилось в памяти от тех очень далеких лет.
Бердичев. Мне 4 года. Смутно помню огромный дом и большой сад возле него, запущенный, поросший высокой травой. Там я гуляла с няней, собирала каких-то букашек и рвала цветочки. Помню, как с бабушкой и няней сидели у речки, которая очень не красиво называлась - Гнилопять. Но самое сильное впечатление, пожалуй, самое сильное в Бердичеве, это - пожар! Очень странный пожар. Как раз напротив нашего дома находилась городская пожарная команда. И вот там произошел пожар. Что-то очень сильно загорелось, было огромное пламя и черные клубы дыма. Огонь перебросился на здание, деревянное здание горело, как огромный костер. Все боялись, что огонь перебросится и на наш дом. Чувствовался жар оттуда. Все стали хватать какие-то вещи! В доме была паника! Я это очень хорошо запомнила потому, что тоже вместе со всеми бегала и что-то собирала! Пожар, к счастью, быстро потушили, все успокоились и домашние наши вышли во двор, смотрели, как тушат пожар и я вместе с ними. Это было грандиозное зрелище. Еще был черный дым, кое-где языки пламени, но уже лилась вода и огромные клубы пара закрывали от нас все происходящее. Вот и все о Бердичеве.
В те годы тетя Пана с бабушкой жили в городе Краснодаре. Как они туда попали – не имею представления. Тетя Пана была учительницей. Детей у нее не было и все свои материнские чувства она перенесла на нас с Володей. Очень скучала и очень хотела нас видеть. А поскольку Володя очень сильно болел, то она считала целесообразным на зиму забрать меня к себе в Краснодар. Все посоветовали и решили, что можно будет больше внимания уделить этому очаровательному, но очень болезненному мальчику. А поскольку бабушка, приехавшая к нам на лето, должна была возвращаться в Краснодар, она забрала меня с собой. И там я провела зиму с этими двумя очаровательными, добрыми, милыми женщинами. Мне было с ними так хорошо, что я даже не скучала по дому! Я помню, как мы с тетей Паной ходили по городу и она покупала мне что-нибудь вкусненькое. Я помню, как мы зашли к какому-то дворовому фотографу. Висело полотнище с примитивно нарисованным самолетом и с дыркой для лица у летчика. Мне пришлось подняться по какой-то лестнице и засунуть мордочку в эту дырку. Получилась великолепная фотография - я управляю самолетом! Эта фотография до сих пор у меня есть. Помню еще, что мне очень много обещали показать реку Кубань.
- Вот мы пойдем на речку! Ты увидишь, какая у нас речка. Уже была ранняя весна. И вот как-то в один из ярких солнечных дней тетя Пана со своими друзьями, взяв меня с собой, решили прогуляться к реке. Когда мы подошли к Кубани, я была поражена, что это такая не красивая, мрачная, плохая речка! Вода мутная, даже бурая, берега грязные, еще весенние, только недавно сошел снег, голые деревья. Что могло понравиться маленькой девочке. И когда меня спросили, понравилась ли мне речка, я откровенно сказала - НЕТ! Она не красивая. Наша Гнилопять красивее. Все рассмеялись:
- Ну да! Конечно ваша Гнилопять наверно шикарная река! Ничего, приедешь к нам летом и увидишь какова Кубань.
Тетя Пана в своем педагогическом рвении решила меня обучать. Сначала попробовали научить меня вышивать. Но из этого почти ничего не получилось. Те салфеточки, которые я вышивала при помощи бабушки, никуда не годились. Там очень трудно разобрать, что я такое навышивала. Но более легко пошли занятия по арифметике и языку. Я оказалась довольно способной ученицей. Арифметика шла у меня быстро, я очень хорошо соображала. Тетя Пана была от меня в восторге. Писать она меня учила печатными буквами. Сначала отдельные буквы, потом слова и, наконец, я написала первое письмо в своей жизни маме. Мама сохраняла это письмо, как семейную реликвию и всегда показывала:
- Это в 4 года дочка написала мне письмо!
По букварю, где напечатано все крупными буквами, тетя Пана постепенно учила меня читать. Таким образом, когда тетя Пана на лето приехала к нам и привезла меня, она продолжала со мной заниматься. Постепенно я научилась читать книжки для самых маленьких. К шести годам я уже читала сказки, а также маленькие стихотворения, написанные для младшего возраста.
Что особенно запомнилось мне из жизни в Краснодаре - это бабушкины пирожки. Они особенные были! Из темной муки, а начинка из гречневой каши, поджаренного лучка и меленько-меленько нарезанной рыбки, селедочки, довольно жирненькой. Эти пирожки были для меня просто объедение! Бабушка их мне часто готовила. Когда я приехала домой, то заявила:
- Хочу пирожки с гречневой кашей!
- Что еще ты хочешь? Что это за пирожки с кашей?
- Бабушка готовила, и я это очень люблю.
- Вот бабушка приедет, она нам испечет. Может и нам понравится.
Меня просто высмеяли.
Из Краснодара весной я поехала с тетей Паной уже не в Бердичев, а в Белую Церковь, куда переехала наша семья. Вот о моей жизни в Белой Церкви у меня осталось огромное количество воспоминаний.
Вскоре, погостив у своей сестры, к нам приехала бабушка Анюта. Наша семья занимала большой красивый одноэтажный дом, очень просторный, в нем было много комнат, широкий коридор, а вдоль коридора стояли скамеечки-банкетки. Те, кто у нас гостил, занимали свободные комнаты. Всем было просторно и вольготно. Перед домом был большой двор с конюшней, в которой стояли два прекрасных коня, купленных отцом, большим любителем лошадей. При них постоянно находился конюх. Я и сейчас помню этих лошадей - два прелестных красавца, темно-темно коричневого цвета, хорошо ухоженные, блестящие, а по морде ото лба шла белая полоса, которая кончалась на груди большим белым пятном. Оба были абсолютно одинаковые. Отец очень гордился таким своим приобретением и очень был к ним привязан.
Володя был еще маленький и с ним возилась бабушка, а я проводила много времени с тетей Паной. Мы с ней гуляли куда-то за город на луг, ходили собирать цветы, в основном – васильки. Тогда очень много было в поле васильков, и мы приносили большие букеты и ставили в вазы. Гуляя с тетей Паной, мы все время беседовали. Она очень много мне рассказывала обо всем, что меня интересовало. У нее хватало терпения спокойно и рассудительно отвечать на все мои почемучки. Кроме того, она продолжала заниматься со мной и арифметикой, и чтением, и письмом. За это лето я узнала много интересного и стала лучше писать, читать и считать!
Я не разу не помню, чтоб когда-нибудь отец и мама поехали отдыхать на юг или чтобы вообще у отца был отпуск и он был дома какое-то время. Этого не бывало. Очевидно, его работа не давала ему возможности надолго отлучаться. Но были какие-то 2-3 дня, в которые он отдыхал и проводил с семьей.
Так, летом мы часто ездили на двух-трех больших лодках вместе с нашими друзьями по очень красивой реке Рось в большой старинный парк. Это действительно был очень красивый парк. Назывался он Александрийский. Там были вековые деревья, дубы в несколько обхватов, красивые поляны, вся природа была изумительно красива. Наши друзья искали хороший лужок или поляну, расстилали там ковры, скатерти, а поскольку везли большое количество вина и провизии - все это расставляли и, конечно, шел пир во всю! Мы гуляли по парку, возвращались, кушали - и так до самого вечера, а потом на этих же лодках отправлялись домой. Это было очень веселое времяпрепровождение. Так, отдохнув и расслабившись, отец опять погружался в работу, которая длилась с утра до позднего вечера.
В некоторые свободные дни он садился на лошадь и вместе с конюхом (бывшим кавалеристом), они делали длительные прогулки. Приезжали и рассказывали, как далеко они ездили. Это для него тоже был прекрасный отдых. Кроме лошадей отец очень любил собак. И вот у нас в доме появился красавец - немецкая овчарка Альф. Это был по истине элитный пес с огромной родословной от каких-то немецких овчарок из Германии. Эта родословная лежала в серебряном портсигаре, который вручили вместе с собакой. Это был очень обученный и необыкновенно умный и добрый пес. Мы все его обожали.
Один раз отец решил проверить, насколько обучен Альф. Его обучали так, чтоб он в дом пускал постороннего человека, а из дома не выпускал. Когда мы в очередной раз уехали в парк, отец оставил Альфа в доме и двери не запер. Пока мы там были целый день, к отцу пришел сапожник, который принес отцу новые сапоги. Он зашел в дом, а обратно его Альф не выпустил. Этот несчастный человек просидел несколько часов, пока мы не приехали. Отец был в полном восторге:
- Вот это да! Вот это по-настоящему выученный пес!
Куда бы мы не переезжали, Альф всегда оставался членом нашей семьи.
А теперь еще об одном эпизоде в моей жизни. В один из тех вечеров, когда собиралась вся семья и шла непринужденная беседа, коснулись темы воспитания детей. Я очень крепко запомнила, что сказал отец. Он сказал:
- Я считаю, что самое лучшее воспитание это - трудовое воспитание детей. Ребенок должен с самого маленького возраста научиться трудиться. А то вас тут нянек много собралось! Вы мне воспитаете барчуков. - И рассмеялся.
К стати, мама была с ним полностью согласна. Первое, что она заставляла меня делать, это самой застилать постель. Вовочка был маленький и его кроватку застилала бабушка. Меня проверяли каждое утро и часто требовали перестелить. Приходилось перестилать. Но она решила еще больше прибавить мне нагрузку. Наша домработница, молодая девушка, мыла полы в детской. Мама привела меня туда за ручку, вручила тряпочку и сказала:
- Будешь учиться мыть полы. Научите ее отжимать тряпку, - обратилась она к девушке.
Та начала меня учить и, кажется что-то начало получаться. Тогда мама говорит:
- Вот тебе кусочек - под твоей кроваткой и вокруг кроватки. Это будет твое первое задание.
Я начала мыть. Но из этого ничего не получилось. Я была вся мокрая, вода была на полу и я чуть не плакала. Тогда девушка вступилась за меня:
- Что вы от нее хотите? Она ведь еще маленькая. Подрастет и все получится.
И мама отменила эти задания. Больше я полы не мыла.
Где-то к концу лета у нас произошло несчастье. Конюх повел коней на речку купать и они утонули. Они попали в водоворот и не смогли выбраться. Это очень коварная река - Рось. Горе было в семье огромное. Конюх буквально убивался, заливался слезами. Его было ужасно жалко. Но и мы все плакали. Я представляла себе, как эти несчастные кони барахтаются и не могут выплыть и тоже плакала. Но конюха никто не ругал, он не был виноват. Так получилось...
Тетя Пана уехала в Краснодар, ей надо было приступать к занятиям, а бабушка еще на 2-3 месяца осталась помогать маме. И вот как-то осенью произошло в нашей семье событие, которое не только меня потрясло, но и запомнилось в самых мелких деталях на всю мою жизнь. А произошло вот что. Как мне потом уже рассказывали, мама и папа были на каком-то вечере. Перед этим папа подарил ей длинное и красивое жемчужное ожерелье. Возможно, оно было не настоящее, но очень хорошая подделка, оно очень сверкало и было очень нарядное. Мама надела ожерелье на этот вечер. Один их знакомый подошел к ней и говорит:
- Какое у вас красивое ожерелье! Можно я его подержу, посмотрю?
Мама сняла и дала ему в руки. Он посмотрел, вернул ей, и мама одела его обратно. Это видел мой отец. Но он очень много выпил в этот вечер и был сильно пьян. Начал страшно ревновать. Когда они пришли домой, отец очень ее оскорблял, кричал, что она его предала, и грозился убить. Это слышали мы с бабушкой, которая вела нас в ванную умывать. Когда она услышала крик отца "Я убью тебя!", она села на банкетку и застыла. Володю взяла на руки, а я стала на банкетку и обхватила бабушку. Мама оправдывалась:
- Что ты, что ты! Стасик! Я же только дала посмотреть!
- Ты меня предала! Мой подарок, который мне так дорог, ты отдала какому-то чужому мужику! Я тебя убью! Я тебя убью!
Тут мама выбежала из спальни, обезумевшая от страха, и, не заметив нас, помчалась в детскую . За ней следом выскочил отец. «Убью!» - кричал на весь дом. Бабушка крепко прижала меня к себе, испугано глядя на него. Он бежал и увидел нас. Остановился. Я прямо перед собой увидела страшное злобное лицо. Мне стало очень страшно. Он сейчас убьет мою маму! Когда он наклонился, чтоб что-то сказать бабушке, я, не соображая, что делаю, ножкой ударила его в лицо. Я была в туфельке и, наверное, хорошо его ударила. Он мгновенно отрезвел, буквально - мгновенно! Он смотрел на меня своими пьяными глазами, а я, не мигая, смотрела с ненавистью на него. Он опустил руку с пистолетом, наклонился к Володе. Володя тоже был сильно напуган. Он согнулся и с опущенными руками медленно, но, не шатаясь, а довольно грузно развернулся и ушел к себе в спальню.
Бабушка забрала нас в детскую. Там сидела мама, вся заплаканная и очень дрожала. Нас положили спать, а мама так и сидела у нас.
На следующее утро я все время приглядывалась ко всем взрослым - может, проговорятся насчет того, что произошло. Но, как ни странно, все шло обычным путем. Все были спокойны, невозмутимы, мама сидела с нами за завтраком, отца не было. Очевидно, он отсыпался после столь бурной ночи. Жизнь потекла опять тихо и спокойно.
Мои родители были еще молоды. Они были погодки, им обоим не было и по 30 лет. Будучи людьми простыми и общительными, они очень притягивали к себе людей. Даже в новом городе вокруг них образовывался круг знакомых, с некоторыми из них завязывалась дружба. Это были в основном семейные люди. Некоторые приходили к нам в гости с детьми. Если взрослые очень дружили, то у меня не получалась дружба с их детьми. Мне было скучно, неинтересно, я все время хотела, чтоб они скорее ушли домой.
Несмотря на свою огромную загруженность, отец иногда любил проводить время с друзьями. Особенно он любил вечеринки в нашем доме, шумные застолья и мамино пение. Придумав какой-то повод и даже без повода, отец приглашал на вечер гостей. Мама была не только вдохновителем, но и главным организатором этих вечеров. К сожалению, это происходило довольно редко. Но в доме всегда было целое событие. Пеклись вкусные вещи, покупались хорошие вина, доставалась самая лучшая посуда. Мама всегда была на высоте. Когда собирались гости еще до ужина всегда просили маму спеть. Мама не только не отказывалась, это для него была большая радость. И она всегда с большим вдохновением, очень красиво и очень ярко пела. Мне удалось как-то побывать вместе со взрослыми, послушать маму. Меня быстро забрали спать, но три произведения я послушала! Я была в диком восторге, под огромным впечатлением. И как мама пела, и как у нее сверкали глаза, и что она пела, и как все слушали, и как все аплодировали после каждой вещи! Я ушла к себе в детскую, полная впечатлений.
Не знаю, в каком городе мы тогда жили, переезжали мы бесконечно, мне исполнилось 6 лет, шел седьмой. Мама решила, что у меня неважное горлышко, неважная носоглотка и мне необходим морской воздух. Все посовещались и решили, что можно отправить меня в детский санаторий. И мама меня отвезла в Одессу. Не знаю, как назывался санаторий, но знаю, что меня определили в младшую группу. Я ужасно сопротивлялась, ужасно не хотела ехать и бесконечно ревела. Но ничто не помогло. Мама меня оставила и уехала. Надо было знать мой характер. Я всю жизнь, с самого крошечного возраста, совершенно не выносила насилие. Мне нельзя было приказать, меня нельзя было заставить. Я сопротивлялась ужасно. Находясь в детском санатории, я была оскорблена до глубины души, что меня поломали, заставили ехать и оставили одну. Я устроила целый бунт. Я не хотела кушать. Я ходила по длинной аллее, которая шла от входных ворот к основному корпусу. Я ходила, ревела, меня не могла успокоить воспитательница. Я столько слез пролила, это какой-то кошмар! Сначала я отказывалась от еды. Потом, проголодавшись, покушала. Потом пошли в спальню, я поспала, встали утром, и я кое-как позавтракала со всеми, страшно надутая и злая.
Нашу маленькую группу повели к морю. Не к самому морю, а на гору над морем. Там лежали каке-то камни, и на них все малыши легко разместились и стали слушать воспитательницу, которая читала какую-то книжку. Я совершенно не хотела слышать, что она там читала, сидела надутая и злая. Я сидела и смотрела все время на море. Там проплывали где-то далеко-далеко, почти у горизонта, большие два парохода... Потом я обратила внимание, что где-то ближе к берегу очень много лодок, и они плавают, и там люди сидят! Мне так захотелось туда, на какую-нибудь лодочку и уплыть куда-нибудь! Эти лодочки все время были у меня в голове. Я сейчас сбегу и пойду, чтоб меня покатали. Конечно, ничего из этого не получилось. Но я с большим трудом и с большими усилиями воспитательницы стала постепенно входить в какой-то режим. Реветь периодически я не переставала. Кончилось тем, что я похудела. Вызвали мою маму, чтобы забрала меня домой. Решили, что больше меня оставлять никакого нет смысла.
Мама приехала вместе с отцом. Очевидно, у него был отпуск. Она привезла мне очень красивое розовое платье, шуршащее, с белой блестящей полосочкой, верх был гладенький без рукавов, а низ весь был в бантовых складочках! Очень красивое! Надо сказать, что в дальнейшем маму не интересовала моя женская привлекательность. Она безобразно коротко меня стригла. Когда я жаловалась ей, она говорила:
- Зачем тебе нужны эти патлы, которые тебе будут на глаза падать? Так ты аккуратненькая и очень хорошенькая.
Убедить ее было невозможно. Помню, мама решила, что я стала более менее взрослая и решила, что пора заводить мне косички. Сначала они выросли немного ниже ушей и с обеих сторон прикалывались большие приколки, которые держали волосы. Потихоньку выросли и стали ниже плеч, заплетались косички. Они были очень тоненькие. Волосы были у меня очень тоненькие и, заплетенные в две косички, выглядели неприлично тоненькими. Это были просто мышиные хвостики. Мама считала, что яркие банты завязывать в школу не надо. Была какая-то тесемочка, которая вплеталась в волосы и завязывалась маленьким бантиком на конце. Так я и ходила, невероятно смешная с этими косичками. К нам приехала Женя. Она зашла в дом, поздоровалась и поцеловалась с мамой. Тут выхожу из комнаты я. Она стала, как будто остолбенела, и говорит:
- Зоря! Что это за урод!
Я подхожу поближе.
- Что это за урод? Что ты там такое ей позаплетала?! Неси ножницы.
Я принесла ножницы и Женя моментально отрезала эти косички, потом расчесала, еще подровняла, пошли, омыли голову и мои бедные несчастные волосы из плена попали на свободу и начали завиваться, когда высохли.
- Ты видишь, что ты с ней делала! Смотри, какая хорошенькая девочка! Какие кудри! Ты смотри! Никаких косичек!
Мама настолько ее любила, что беспрекословно ей всегда подчинялась. Она сказала:
- Ты права. Ей действительно так лучше.
Вернусь обратно, в Одессу. В гостинице мы прожили дня два-три. Как-то за завтраком отец спрашивает:
- Чем бы таким нам сегодня заняться? Что предпринять?
И я, помня о моих мечтаниях покататься на лодке, говорю:
- Я хочу покататься на лодочке по морю!
Отцу эта идея очень понравилась. Он сказал:
- Правильно, доця, покатаемся! Вот мы пообедаем и пойдем к морю!
После обеда мы пошли на пристань. Отец взял лодку. К нему подходит какой-то человек и говорит:
- Я вам не рекомендую далеко заплывать. Есть штормовое предупреждение и мало ли, что с вами может произойти.
Отец сказал "хорошо" и мы поплыли. Он очень смело греб. У него были длинные и сильные руки. Очень мощно он греб, и наша лодочка довольно далеко заплыла. Начались волны. Мама умоляла, просила вернуться. Наконец она уговорила его. Он повернул и начал плыть обратно к берегу. Когда мы уже подплывали к самой пристани, начались очень сильные волны. С трудом, с помощью еще какого-то человека, мы выбрались из лодки все мокрые с ног до головы и быстренько побежали в гостиницу. Дул довольно сильный и прохладный ветер. Я ужасно замерзла, но, кажется, обошлось без простуды.
Последний город, где мы жили до Харькова – это Днепропетровск. Там я серьезно заболела скарлатиной. А, поскольку мой отец был очень крупным начальством в городе, в больнице, где я находилась с бабушкой, нам предоставили отдельную большую и светлую комнату, в которой мы провели вдвоем очень много дней. Общение с посторонними людьми, даже с родственниками, было категорически запрещено. И когда я отсидела все сроки, необходимые для того, чтобы я по возвращении домой не заразила Володю, за мной приехала мама. Я сразу обратила внимание на ее лицо. У нее на переносице была большая белая наклейка. Оказывается, когда она ехала ко мне на машине, они попали в какой-то ухаб, и она носом ударилась о перекладину. Шрам на этом месте остался на всю жизнь.
Все мои игрушки и книжки, несмотря на мои протесты и просьбы, не разрешили взять. И они, облитые сулимой, остались в больнице - их выбросят. Дома меня ждали другие книжки. И тут я впервые прочла "Конек-горбунок" Ершова. Прочитала много-много раз! Это было, как подарок! Были и другие книжки, и другие игрушки, но они меня уже не интересовали. Меня тогда уже больше интересовало чтение.
Еще одно важное в моей жизни событие произошло в Днепропетровске. Меня начали учить играть на фортепиано! Не знаю, откуда пригласили педагога, но это был солидный, средних лет, очень крупный мужчина и педагог. Он хорошо поставил мне руки. Он интересно со мной занимался. Когда я научилась более-менее перебирать пальчиками, он дал мне малюсенькие произведения на каких-то буквально 3-4 такта. Он заставлял меня прислушиваться к самой музыке не так, как я стучу пальчиками, а как это звучит, что это такое. Заставлял меня то медленнее то быстрее играть эту фразу, а потом мы с ним вместе сочиняли, что это такое, на что это похоже, всевозможные образы. Мне так это было интересно, что я с нетерпением ждала его урока – посидеть с ним пофантазировать. В его отсутствие я долго занималась сама и мама мне помогала, чтобы к его приходу как-то более бегло играть то, что он мне задал. Когда мы сделали какой-то малюсенький репертуар, ну просто крошечный, он попросил мою маму устроить концерт его учеников у нас в доме. У нас была большая гостиная и легко было поместить всех учеников с родителями. Мама согласилась с большой радостью. Он подготовил этот концерт. Был он великий педагог. Каждый получил программку на какой-то открыточке, где были указаны имя, фамилия и репертуар, который исполняется. Каждому вручил собственную программку на память о концерте. Там были более продвинутые ученики и были такие же неумехи, как я. Но, вместе с тем, чувствовалось, что он привил нам любовь к этому инструменту. Все ученики очень старались. Каждый хотел как можно лучше исполнить свою программу. Я тоже вышла и довольно прилично, без ошибок сыграла свою крошечную программку. Были аплодисменты, какой-то подъем, праздничное настроение. Преподавателю вручили букет цветов. Он был очень счастлив. Вот такой это был педагог.
Позже, уже в Харькове, я продолжала учиться игре на фортепиано, но это было совсем не то. Моя новая учительница регулярно со мной занималась. Мы проходили новые пьески, все находили, что я успеваю. А поскольку родители не собирались из меня делать пианистку, а занятия были только для повышения моего культурного уровня, то те небольшие успехи, которые я делала, их вполне устраивали. Значительно позже, когда я повзрослела, меня потянуло к фортепиано. Я достала ноты и сама разбирала их.
То ли в результате воспитания, то ли я такая была по сути, но у меня с довольно раннего возраста сформировался характер. Будучи достаточно веселым и энергичным ребенком, при посторонних я замыкалась, появлялась какая-то неуверенность, мне было неловко, особенно когда меня хвалили при посторонних. Я этого очень не любила. Я была очень застенчива и робка. Возможно, поэтому я была ранима. Если меня обижали, я очень долго помнила обиду. Но, обидевшись, я уходила в уголочек, сидела, надувшись, из меня невозможно было вытянуть ни одного слова. Это, что касается взрослых. А если обидел меня кто-то из моих сверстников, то я могла и подраться!
Еще одна черта моего характера - меня ничего нельзя было заставить сделать силой. Чтобы от меня чего-то добиться, со мной не нужно было воевать. Достаточно было произнести: "Галочка, пожалуйста, сделай то-то и то-то". Я беспрекословно подчинялась. Я была достаточно послушным ребенком, только насилия над собой я не переносила.
Некоторые из черт моего характера сохранились у меня на всю жизнь. Это, к сожалению, долгая память о причиненном мне зле и ранимое самолюбие. Ничего не могу с собой поделать. Вот такая я, как есть.
Итак, учась во втором классе, я попала в окружение совершенно незнакомых мне детей. Подружек у меня не было. Я была одинока, очень смущалась и робела. По такому моему скромному поведению сделали вывод, что надо мной можно поиздеваться, не важно, что она хорошо отвечает, а сама барахло какое-то! Какой-то парень начал ко мне приставать. Дразнил меня, его друзья тоже, особенно на переменках они не давали мне покоя. Как-то на одной из перемен этот парень что-то грубое сказал мне, очень обидел меня, что я буквально оцепенела. Но сразу бросилась на него и начала его бить, сколько было моих сил. Он начал пятиться от меня, не ожидал, что от такой никчемы будет такая агрессия. Он пятился, и мы вместе с ним попали в учительскую и там я продолжала его колотить. Вдруг я остановилась и увидела, где я нахожусь. Я пришла в ужас. Тут была наша учительница. Она грозно сказала: "Ну, это уж слишком!" Взяла нас за руки и вывела из учительской. В коридоре она нам сказала:
- Чтоб сегодня были ваши родители. Сейчас собирайте свои вещи и идите домой, и приводите сюда родителей.
Поскольку за нами приходили родители, тут же к концу занятий в школе оказались мамы, не надо было их идти домой вызывать. Мы пошли к директору школы. Учительница наша рассказала, что это было за безобразие. Поскольку мы были малы и нас не хотели слишком наказывать, но очень хорошо отчитали. Мама всю дорогу мне говорила:
- Как ты меня опозорила! Как тебе не стыдно? Чтобы девочка дралась!
Я спокойно шла и слушала. Этому мальчишке, наверное, хорошо досталось от матери, потому что он больше меня не трогал. Как-то раз он подошел и хотел опять сказать какую-то гадость. Я гордо повернулась и сказала:
- Что? Хочешь опять получить?!
Он отошел и на том инцидент был исчерпан.
Однажды поздней весной, когда мне уже исполнилось 9 лет и я окончила второй класс, в моей жизни произошло серьезное событие. Было теплое весеннее утро, солнце сквозь огромные окна освещало всю гостиную. Посередине стоял стол, накрытый скатертью. Как всегда, были разложены приборы и семья собралась перед завтраком. Отец был одет по-домашнему - красивая шелковая рубашка, перевязанная тонким кавказским поясом с серебряными позументами. Очевидно, был выходной день, потому что семейные завтраки бывали только в выходные. Мы все сели и ждем, что принесут еду. Сначала принесли большую соломенную хлебницу с нарезанным хлебом. Я посмотрела - сверху был черный хлеб, ниже белый. Я начала тянуть из-под черного хлеба беленький кусочек. И тут что-то нашло на моего отца. Он вскочил и начал дико кричать на меня:
- Барыня! Тебе не годится черный хлебушек, тебе беленький подавай! Развели тут барышень! Ты знаешь, за каждый хлеб тебе будут кланяться до земли! А ты перебираешь. Положи назад! Положи обратно в хлебницу белый хлеб.
Я сижу, сцепив зубы, смотрю в тарелку и даже не пошевелилась. Он начал опять кричать:
- Положи на место хлеб!
Я сижу. Он вскочил, снял с себя этот поясок и начал двигаться ко мне. По дороге говорит:
- Я тебя научу, как уважать хлеб!
Я вскочила. Вижу - дело плохо. Начала от него убегать. Мы несколько раз оббежали вокруг стола. За папой бежала бабушка и кричала:
- Стасик! Остановись, она маленькая!
Ничего не помогало. Он еще больше рассвирепел и кричал:
- Я ее научу меня слушаться!
Когда я почувствовала, что он вот-вот меня догонит, я выскочила в коридор к выходной двери и кубарем скатилась с третьего этажа по лестнице, очутилась в большом коридоре и думаю: «Что делать, куда деваться?» Вышла во двор. Во дворе никого не было, я решила спрятаться в один из сараев, стоявших во дворе. Но они все были заперты. Я поднялась по горке в маленький садик и спряталась за одним из кустов. Начали люди появляться во дворе, и они могли меня увидеть. Я шмыгнула обратно в дом и спряталась под лестницей. Там было три лестницы, которые вели на верхние этажи, так был спроектирован дом. Я по очереди сидела под каждой из лестниц. Потом я не могла понять, что мне дальше делать. Я вышла в коридор и встретила свою одноклассницу, у которой квартира выходила на этот же самый длинный круглый коридор. Я ее попросила:
- Ты меня спрячь! Возьми меня к себе, я хоть немножечко у тебя посижу!
Она сказала:
- Хорошо! Дедушки нет дома. Пошли.
И она отвела меня к себе. Там было две комнатки. Жила она с дедушкой - каким-то историком-археологом. У них стояла огромная фигура-панцирь какого-то бойца, очень страшная, сверкающая. А в другой комнате стоял огромный стол, на котором были разложены всякие интересные вещи, которые добывал в своих археологических исследованиях дед. Родители тоже были геологи и были где-то за границей на раскопках. Мы посидели с ней, посмотрели. У нее был огромный шар, который дедушка откуда-то привез. Когда этот шар поворачиваешь, появляются изображения птиц, которые увеличивались и очень красиво смотрелись. Я ее попросила:
- Накорми меня, я сегодня еще ничего не кушала. Дай мне хоть кусочек хлеба.
Она меня хорошо покормила, сделала чай. Я у нее посидела, уже была спокойна и думаю, что надо что-то дальше предпринимать. Она мне говорит:
- Ты знаешь, скоро прейдет дедушка, а он не любит, когда ко мне кто-то приходит, да еще смотрят его безделушки. Знаешь, тебе надо уходить.
Я ушла. И вышла на улицу, а слева от нашего дома была горка, спускающаяся вниз, и там был парк на склонах. Я пошла туда, но там спрятаться особенно было негде и я решила - лучше походить по улицам. И пошла... Но не по главной улице. На Пушкинскую только вышла и повернула в другой переулок и там ходила. А в доме была паника. Отец дал распоряжение своей милиции, чтоб они искали девочку! Родители сказали мои приметы. Милиция всюду искала девочку с моими приметами, но никого они не нашли. Наконец уже наступил вечер и я решила, что пойду к бабушке и дедушке, которые жили на нашей улице, только на углу, на четвертом этаже. Я поднялась к ним в страшном виде. Бабушка меня увидела и говорит:
- Боже! На кого ты похожа! Какая ты грязная! Где ты ходила?
Она меня помыла и спрашивает:
- Что произошло?
- Я ушла из дома!
- Как это ты ушла из дома?
- Вот так! Папа хотел меня бить. Я больше не вернусь домой.
Они очень перепугались моему заявлению. Потом я говорю:
- Бабушка, я очень голодная, покорми меня!
И тут я запомнила, как она меня кормила. У нее были типа макарон по-флотски, но не фарш, а куски мяса. Вкуснее еды я в своей жизни не помнила! Я покушала, попила чай и сказала:
- Все! Я остаюсь у вас жить!
Но мои дедушка и бабушка не хотели портить отношения с моим отцом и мамой, они очень зависели от них и вообще не хотели этого скандала. Они понимали, что ничего хорошего из этого не получится. Они начали меня уговаривать вернуться домой. Я - ни в какую. В это время заходит к ним адъютант моего отца и говорит:
- Боже мой, я сбился с ног. Наконец-то я нашел тебя! Ну, все, пойдем домой.
- Не пойду!
Тут бабушка обращается ко мне:
- Доченька! Ты же большая девочка и должна понимать, что мы не хотим портить отношения с твоим папой. Я тебя умоляю, пойди домой, все будет в порядке. Послушай меня!
Она меня так просила, что я подала руку этому парню и он повел меня домой. Всю дорогу он не выпускал моей руки, боялся, что я убегу! Он завел меня в гостиную, где были родители, обратился к отцу и говорит:
- Я ее застал у бабушки и дедушки.
- Спасибо. Вы свободны.
И он ушел. Отец подходит ко мне и держит какую-то книгу в руках и говорит:
- Доченька, прости меня, я был не прав. Не знаю, что такое со мной случилось. Это никогда больше не повторится. Я тебе приготовил очень хорошую книжку, она называется "Чудеса природы". Там такие интересные картинки, там так интересно. Тебе очень интересно будет ее почитать.
Я же была так растерзана, так устала... Я взяла эту книжку, положила на стол и ушла к себе в детскую.
Надо сказать, что как-то так случилось, что я ни разу не открыла эту книгу, хотя она, безусловно, была интересная. Потом она куда-то исчезла.
Все последующие годы у меня не было ни одного конфликта с отцом.
В те времена в школах преподавали немецкий язык. Английский тогда был не в моде, его преподавали гораздо меньше. Когда я была в третьем классе мама решила пригласить учительницу немецкого языка, хотя у нас в классе еще не было иностранного.
Это была немка, родившаяся в Германии, но долгое время прожившая в России. Правда, небольшой акцент в русском языке у нее чувствовался. Знала она немецкий превосходно. Занималась она с нами 2 раза в неделю, но была с самого утра до вечера. Проходила с нами немецкий, чтение и даже учила писать. Остальное время она, шутя, играя учила нас отдельным словам и фразам, заставляя по-немецки общаться друг с другом. Такой метод преподавания оказался очень эффективным. Так легче было изучать незнакомый язык. В дальнейшем, когда в старших классах начали нам преподавать немецкий, мне было очень легко. Она подготовила нас прилично. Звали ее Клара, называли мы ее с Володей тетя Клара потому, что отчество было просто не произносимое. Она нас любила и мы ее тоже. Очень милая была женщина. Но у нее было ужасное произношение! Она примерно говорила "эн, цвэ, дрэ" вместо "айн, цвайн, драй". Когда я начала в школе изучать язык, мне пришлось переучиваться, но в конце-концов я приобрела правильное произношение.
Благодаря знаниям, которые я получила и моей превосходной памяти, я очень хорошо училась, была одной из лучших, отличницей. Особенно любила математику. Этот предмет очень легко мне давался. Но однажды с учительницей математики у меня произошел конфликт. Дело обстояло так. Нам была задана контрольная, где были примеры и довольно трудная задача. Я очень быстро все написала, очень быстро решила задачу и сдала свою работу. Учительница собрала наши тетрадки и понесла домой проверять. На следующий день она раздает нам тетради, и я смотрю - у меня стоит двойка! Крупная двойка красным карандашом! Я обомлела и спрашиваю:
- Почему у меня два? Я же правильно решила!
- Нет, ты решила не так, как я вас учила. А ты как-то по-своему все выкрутила.
- Но я же правильно решила. Ответ у меня правильный?
- Да, ответ у тебя правильный, но я требую, чтобы мои ученики так решали задачи, как я их учу, а ты как-то по-своему. Я этого тебе не разрешаю. Вот поэтому я тебе поставила двойку!
Я начала сопротивляться:
- Почему вы считаете, что я не правильно решила? Просто вы сами не знаете, как надо решить эту задачу, а только как-то по-своему, вы не поняли, как я ее решила! Вы сами ничего не знаете!
Это была такая грубость, от которой учительница буквально позеленела. Она взяла меня за руку и повела к директрисе. Рассказала, почему меня привела и почему поставила двойку. Директор была очень умная женщина. Она послушала и решила, что авторитет педагога надо поднимать в глазах ученицы и сказала:
- Ты была груба. Ты ответила грубо своему педагогу. Сейчас же извинись.
- Я не буду извиняться. Я права!
Она рассвирепела и говорит:
- Если ты сейчас же не извинишься перед учительницей, я тебя исключаю на неделю из школы.
Я молчу.
- Извинись.
Я молчу.
- Извинись! Ты слышала, что я сказала?
- Да.
- Ну, так что?
- Хорошо, я неделю не буду приходить в школу.
Они оцепенели.
- Хорошо. Уходи.
И я ушла, гордая.
Дома, узнав о происшедшем, мама устроила мне хорошую взбучку.
- Я даже не думала, что ты, моя дочь, можешь нагрубить взрослому человеку! Как тебе не совестно?
Ничего меня не брало, я считала, что права. Мама пошла в школу и все уладила. Она извинилась перед учительницей, сказала, что у меня очень плохой характер и что она меня уже наказала, что я получила взбучку. Директор разрешила мне вернуться в школу. Через пару дней я пришла в школу. Я не помню, как сложились в дальнейшем у меня отношения с этой учительницей. Так в свои 12 лет я боролась за справедливость.
Хорошо помню, как нас принимали в пионеры. Родители заранее заготовили нам красные галстуки. И, как-то требовалось по форме, были куплены беленькие кофточки или рубашечки для мальчиков. Мы все в большом зале выстроились в ряд. У каждого в руках был галстук. Присутствовали при этом и родители, классные руководители и директор. Проводила это мероприятие старшая пионервожатая. Она нас поздравила с вступлением в ряды Ленинской Пионерской организации! С этих пор мы уже не октябрята, а пионеры! Подошла к каждому и повязала каждому галстук. Затем она отступила и очень громким голосом провозгласила:
- За дело Ленина-Сталина будьте готовы!
И все хором крикнули:
- Всегда готовы!
И подняли кверху правую руку над головой. Это называлось "Салют". Затем все присутствующие нас поздравляли и я была очень горда, что стала пионеркой и мне очень нравилось, что я галстуком красным!
Этим летом мама отвезла меня отдыхать в пионерский лагерь в город Бердянск. Лагерь располагался в самом городе, довольно пыльном. Он состоял из двух длинных одноэтажных зданий, расположенных друг к другу под углом. Плюс огромная застекленная веранда, она же столовая, и примыкавшая к ней кухня. Вот и все. Все эти здания образовывали огромный двор, на котором мы играли. Чуть поодаль был маленький садик, в котором росли акации. Когда выходишь из лагеря, то сразу попадаешь на большую городскую улицу, тоже заросшую акацией. В одном корпусе проживали мальчики, в другом - девочки в огромных спальнях с большим количеством детей в каждой. Утром при звуках горна мы должны были быстро одеться и бежать во двор на линейку. Мы выстраивались, убедившись, что все на месте, нас отправляли умываться, а затем - завтракать. После завтрака, выстроившись рядами, где каждый знал свое место, мы выходили из лагеря. Впереди всегда шел барабанщик, который отбивал палочками наши шаги. И мы дружным пионерским отрядом вышагивали в сторону моря. А море было достаточно далеко. Чтобы подбодрить нас наша пионервожатая, которая шла впереди, а сзади шли педагоги, которые отвечали за нас, она изредка выкрикивала: "Кто шагает дружно в ряд!". И все мы хором отвечали: "Это ленинский отряд!". Потом опять "Кто шагает правой?" и все "Левой, левой!", и шагали левой ногой! Так, шагая бодро и весело, мы легко преодолевали всю дорогу к морю. Но обратный путь казался в два раза длиннее... Так каждый день. Вскоре меня начала тяготить однообразная лагерная жизнь, и я ужасно начала скучать по дому, писала слезные письма, просила меня забрать. Но забрали меня только тогда, когда закончился срок пребывания.
Следующим летом я тоже отдыхала в Бердянске, но совершенно в другом лагере - санаторного типа. Это было большое просторное помещение и очень близко к морю, на горе. Нужно было сбежать с небольшой горки - и ты на пляже. Одновременно со мной в одном из детских санаториев отдыхал восьмилетний Володя. Но он совершенно не воспринял окружение чужих людей, он страшно плакал, он тосковал и ужасно страдал, просил отвезти домой. Руководство санатория, как не билось, ничего не могло сделать с мальчиком. Они связались с родителями и просили его забрать. От такого отдыха никакого толку не может быть. И мама приехала за ним. Ко мне в лагерь мама тоже зашла, нашла меня на пляже. Она была очень веселая, жизнерадостная, спела какую-то песенку. Все слушали, как она поет, а мне было почему-то ужасно неловко. Но когда я узнала, что она приехала за Володей, то умоляла и тоже плакала, чтобы и меня она забрала. Потому что я уже давно тосковала по дому. Она сказала, что раз ты так плачешь, а тебе осталось совсем немного до окончания смены, то поедем вместе. И она меня забрала.
Следующее лето я провела в прекрасном комфортабельном санатории в Евпатории. Я уже повзрослела, на многое стала смотреть другими глазами, у меня было много подруг, я была раскована и весела. Этот месяц остался у меня в памяти как что-то радостное и светлое!
Но вернемся немного назад. Наконец умные головы в системе народного образования поняли, что в городе не должно быть школы для детей работников НКВД и других влиятельных лиц. Тем более что школа себя не оправдала, она не получилась элитной. Вышло распоряжение, и нашу школу расформировали, а помещение отдали под какие-то другие учреждения. Нас всех разбросали по другим школам. Я попала в школу №86, которая была самая близкая от моего дома.
Школа была в мрачном старинном здании, работала в 2 смены, я училась в 1-й смене. Несмотря на то, что как-будто считалась близкой к дому, мне приходилось трижды переходить трамвайную линию. Всех нас распределили в переполненные классы.
Мы с подружкой Аллой попросились в один класс. Мы продолжали дружить - ходили друг к другу в гости, иногда учили уроки вместе. Она была примерно моего же воспитания. У нее отец тоже был каким-то начальником, она тоже играла на фортепиано и хорошо училась.
В один прекрасный день мы с ней придумали устроить бал. Что нас надоумило - не знаю. Но мы начали готовиться. Решили, что сначала мы с ней будем играть на пианино. Она имела в репертуаре вальс и какую-то мазурочку, я - полечку и какое-то произведение, напоминавшее марш. Мы с ней подрепетировали и начали проводить агитацию среди нашего класса. Всем надоело сидеть за партами и многие согласились! Собралась большая группа школьников, готовых идти на бал к нам домой, ведь у нас дома было пианино и большая гостиная, где можно было расположиться. Настал день, когда перед двумя последними уроками примерно полкласса собрались и ушли! Пришли к нам и начали одеваться. Я открыла шкаф, откуда доставала мамины шляпки, шарфики. Каждый что-то одевал на себя для танцев на балу. Кое-как приоделись, все смеялись, было очень весело! Мы разбились на пары, получилось 5-6 пар. Алла села играть вальс. Мы только начали танцевать, как распахнулась двери и показалась наша старшая пионервожатая.
- Ах! Вот вы где, дорогие мои прогульщики! Ну, танцуйте, танцуйте! Чтоб завтра утром были в большом зале на линейке! - и ушла.
На следующий день наш класс собрали на линейку, выстроили. Были учителя (тогда у нас уже по разным предметам были разные учителя). И наш директор. Она произнесла гневную речь, окончив ее, она сказала:
- Двух зачинщиков этого безобразия (назвала наши фамилии) я исключаю из школы на неделю! А вы идите в класс заниматься.
Мы пошли, забрали наши портфели и вышли на улицу. Начали ходить по городу, зашли в какой-то садик, посидели. Все время думали, почему мы такие несчастные, почему нас так обидели, оскорбили... Ныли во всю! Алла заявляет:
- Знаешь что! Чтоб отомстить нашим педагогам, пойдем на кладбище и повесимся!
Почему на кладбище? Не понятно! Очевидно, чтоб поближе можно было и похоронить!
- Давай! Но нужно достать веревки.
Мы начали думать, где нам достать веревки, что повеситься. Пока мы рассуждали на эту тему, то забыли, что собирались вешаться и придумали что-то другое! В общем, походили, погуляли до вечера. Алла волновалась, что влетит от папы, я тоже думала, как мама воспримет эту новость. Наконец мы пошли по домам. Я пришла, вслед за мной пришла с работы мама. Усталая, расстроенная. Я рассказала ей, что произошло. Мама посмотрела на меня, вздохнула:
Ну вот, тебя второй раз исключают из школы. Что ты у меня за ребенок?! Ну зачем тебе были нужны эти танцы.
- Мамочка, я так хотела почувствовать себя принцессой, которая танцует!
- Ну, хорошо, танцюристка, завтра возьмешь свою Аллу и пойдешь к директору и вместе будете просить, чтоб она вас простила и разрешила вернуться в класс.
Так оно и произошло. Мы пошли с Аллой, поплакались к директору. Та опять нас отчитала и сказала
- Хорошо, на этот раз я вас прощаю потому, что вы очень хорошие ученицы. Если бы вы были двоечницы, я бы вас не простила. Идите и учитесь, и больше не придумывайте ничего.
И мы пошли в класс. Оказывается, занятия были отменены на последних двух уроках в связи с отсутствием половины класса!
Я продолжала хорошо учиться, и шестой класс окончила на отлично. В самом конце учебного года мы узнали, что многих учеников, в том числе и меня, должны перевести в другую школу. Что построили новую школу и нужно разгрузить переполненную 86-ю. Собрав нас всех в зале, директор объявила все, что касается перевода и сказала, что для этого нужно согласие родителей и что завтра она ждет их к себе. Я подошла к директору и сказала, что мама не сможет прийти из-за работы и приходит поздно вечером с работы. Лучше я сама напишу заявление о переводе, а документы сама отнесу в новую школу. Директор посмотрела на меня и говорит:
- Серьезная ты девочка. Я думаю, тебе можно доверить документы.
И она отдала мне мои документы в папочке, и я написала заявление о переводе в школу №100. Так я сама себя перевела в новую школу. Когда я отнесла документы в канцелярию этой новой школы, меня предупредили, что после каникул, 1 сентября, я должны прийти во двор школы и нас потом распределят по классам.
Новая школа произвела на меня огромное впечатление. Придя домой, я рассказала, что уже подала документы и с восторгом рассказывала, какие там огромные светлые классы, большой зал - я ведь успела пробежать по школе и все посмотреть! Мои родители были очень довольны. Построив такую прекрасную школу, руководство народного образования (ГОРОНО) решило сделать ее образцово-показательной. Для этого был издан приказ - набирать только хороших учеников, укомплектовывать классы только отличниками и, в крайнем случае, "хорошистами". Педагогический состав должен состоять из высоко квалифицированный учителей. Это действительно было так!
В нашей школе были несколько более завышенные требования, чем в других школах, и иногда отличники становились троечниками - им было трудно. Нескольких человек родители забирали в те школы, где они учились раньше. Я могу сказать откровенно, что мне очень повезло и, что проучившись 4 года в этой школе, я получила полноценное среднее образование по всем предметам!
Итак, я начала учиться в 7-м классе. Где-то в конце учебного года, весной, нас принимали в комсомол. Это мероприятие считалось в то время очень ответственным. Нас всех вызывали в райком комсомола - там принимали в ряды комсомольцев. При себе мы должны были иметь рекомендацию пионерской организации и характеристику от классного руководителя. Мы все явились в пионерских галстуках, как было приказано. Каждого вызывали по одному. Когда я зашла, меня подробно расспросили, кто мои родители и изучила ли я Устав комсомола. По Уставу тоже были вопросы. Мои характеристика их вполне удовлетворили. И вот один из присутствующих решил пошутить. Он посмотрел на мои потрепанные туфельки и говорит:
- А вот в газете писали, что в имении Любомирских, твоих однофамильцев, а может и родственников, нашли огромное богатство. Там в спальне у графини были шкафы, в которых была тьма-тьмущая платьев и сотни туфель! Так что, она не могла с тобой поделиться парой туфель? Я обиделась, покраснела и говорю:
- К сожалению, я с ней не была знакома!
Все начали смеяться, а потом серьезно и торжественно мне объявили:
- Ты принимаешься в комсомол - Коммунистический Союз молодежи!
Мне вручили комсомольский билет и значок. Предупредили:
- Носи комсомольский значок всегда, а галстук можешь снять.
Я их поблагодарила и ушла. Дома меня поздравили, расспросили обо всем. И я рассказала об эпизоде с туфлями. Мама огорчилась и возмутилась:
- Доченька! Бедность - не порок, а вот глупость это очень большой порок. Не волнуйся, к новому учебному году у тебя будут новые, прекрасные туфли.
Обняла меня и поцеловала.
Уже в самом конце учебного года, когда стало очень тепло, к нам пришла незнакомая женщина. Поздоровавшись со всеми, она пояснила, что является редактором детского отдела радиокомитета и что ей поручено сделать передачу из квартиры лучшей ударницы школы №100. Этой лучшей ударницей оказалась я! Мама, как педагог, возмутилась:
- Передачи такие нужно делать со знаменитыми людьми, а она еще
девочка!
Та возразила:
- Ну и что, что девочка! А руководство школы нам ее порекомендовало. А теперь давайте подумаем, как мы это устроим. Мне сказали, что она играет на пианино. Можешь ли ты сыграть что-то веселенькое и небольшое?
Я подумала и назвала, что я буду играть.
- А вы, - она обратилась к маме, - должны подумать, потому что будем задавать вопросы относительно вашей дочери и вы должны ее охарактеризовать. Сначала - маленький концерт, потом я вас спрошу, и вы будьте готовы. В выходной день где-то утречком.
Она ушла. Мы все смущенно смотрели друг на друга. Мама была удивлена:
- Раз надо, значит надо. Давай повторять произведения, которые будешь исполнять.
Мы с ней начали повторять. Прошло 2-3- дня, нам сказали, когда будет передача.
Утром, заранее, подъехала машина под наш балкон. Через балкон протянули кабель прямо в комнату. Пришла корреспондент и с ней еще одна женщина, оказалось - певица с концертмейстером, которая должна была исполнить какую-то песенку.
Сначала журналистка сказала, что ведет передачу из квартиры лучшей ударницы (тогда так называли отличников) школы №100. Она спросила меня, есть ли у меня подружки.
- У меня есть подружки, и все они очень хорошо учатся!
- Очень приятно. Какой предмет большего всего тебе нравится?
- Математика!
Спросили маму:
- Как она вам помогает, какая она дочка?
Мама считала неприличным меня расхваливать и сказала очень скромно:
- Она хорошая девочка, хорошо учится, но она и должна хорошо учиться, ведь она способная девочка. Никакая это не заслуга. По дому помогает по возможности, все-таки занята уроками. Бабушке иногда помогает - ходит в магазин, подметает, убирает в квартире... В таком плане шел разговор. Затем я села сыграла свое произведение без ошибок! Певица спела две какие-то песенки. В конце корреспондент сказала:
- Мы проводили передачу из квартиры лучшей ударницы школы №100 Гали Любомирской!
Эта передача мне апломба не добавила, а на оборот. На следующий день я с трудом перешагнула порог школы, боялась, что надо мной будут смеяться, начнут враждебно ко мне относиться. Но всем передача понравилась и все обошлось.
А понервничать мне пришлось крепко! Успокоилась я только тогда, когда увидела, что педагоги никак не прореагировали на эту передачу и я поняла, что об этом можно забыть!
Моя тетя Женя работала заведующей воспитательной частью женской колонии где-то под Киевом. Там находились молодые женщины и девушки, осужденные на небольшие сроки.
Господи! Где она только не работала! Она жила в отдельном домике со всеми удобствами и с прекрасным питанием. Поскольку моя бабушка писала ей, что я очень похудела, измучена и на меня страшно смотреть, что я нуждаюсь в отдыхе, и просила ее, чтоб отправить меня к ней пожить. Она с радостью откликнулась и пригласила и меня, и бабушку, и дедушку к себе. Мама моя отказалась ехать. И вот мы втроем едем в Киев. А моя тетя Пана, которая жила в Киеве после переезда из Харькова (дядя Толя работал уже в столичном НКВД), попросила ее:
- Пусть Галя заедет ко мне на пару дней, я очень соскучилась, а потом ты ее заберешь к себе!
Так и сделали. Встречала она нас на вокзале и на машине отвезла меня к тете Пане, а родителей повезла к себе.
Дядя Толя был на работе. Тетя Пана меня встретила, угостила вкусненько и говорит:
- Ты знаешь, мне надо на работу. Пойду на пару часов. Посиди или погуляй.
Дала мне ключи и попросила не слишком долго задерживаться. Она ушла. Я решила пройтись и вышла во двор. Это был огромный двор, который образовывали два 3-х этажных дома - это дома, в которых жили работники НКВД. Располагался двор за клубом НКВД. Выйдя со двора на улицу, я совсем близко увидела группу девушек моего возраста или чуть постарше, одетых очень нарядно и модно, с хорошими прическами. Среди них я увидела и двух моих знакомых, которые жили в одном доме с нами в Харькове, я прекрасно их помню! Я подхожу к ним и говорю:
- Здравствуйте, девочки!
Все ко мне повернулись и начали меня разглядывать, а одна из моих знакомых говорит:
- Здравствуй, здравствуй!
И с ухмылкой оглядела меня с ног до головы. Ее спросили:
- Кто это такая?
- А это дочка бывшего начальника моего папы. Да, кстати, я слышала - твой папа тю-тю! Где он сейчас?
Я начала закипать, меня начало трясти и гордо и громко я сказала, вскинув голову:
- Я живу с мамой!
- Ну и как?
- Очень даже не плохо!
- По тебе видно, что не плохо!
Девчонки начали улыбаться, глядя на меня. Потом вторая моя знакомая говорит:
- Что мы с этой задрипанной будем разговаривать. У нас свои дела. Ты куда-то шла? Ну и иди! А нам в другую сторону! - и пошли.
Моя знакомая обернулась, улыбнулась ехидно и сказала:
- Приветик! - и они ушли...
Большего унижения и оскорбления трудно было представить. Я задыхалась всю дорогу обратно в квартиру тети Пани. Слез нет, расплакаться не могу, меня разрывает обида, мечусь по квартире. Так я промучилась, пока тетя Пана не пришла с работы:
- Галочка! Что с тобой?
Я только смогла выдавить из себя:
- Меня оскорбили, - и больше ни слова.
Пришел дядя Толя. Меня начали успокаивать, звали обедать. Кушать не могу! Наконец, их уговоры и ласки вывели меня из оцепенения, и я расплакалась. Со мной просто была истерика! Успокоить меня нельзя было, остановилась я только когда замучилась сама от слез. Была уже ночь и меня положили спать. Утром тетя Пана вызвала тетю Женю, чтобы та забрала меня к себе. Оставаться в Киеве я не могла, все мне напоминала пережитый ужас.
Что же вызвало столь бурную реакцию протеста на обиду во мне? Думаю, что это неспроста. Все годы, что мы жили без отца, жили мы трудно, где-то в глубине моей души у меня было чувство какой-то неполноценности, чего-то мне не хватало. Я никому не завидовала, я была отличница, меня уважали, я помогала другим, и ребята меня любили... Вроде бы все хорошо! Но... Мои сверстницы одевались значительно лучше меня! Была девочка, у которой папа был портной. Она каждую неделю одевала что-то новое, очень хорошо одевалась. Были другие, у которых были зажиточные родители. Я была очень скромна. А мне иногда хотелось и красивое платье, получше, чем у других! Но я знала, что это невозможно и спокойно жила, как живется. Но вот эта внутренняя неудовлетворенность прорвалась наружу во время унижения, когда я почувствовала, что стою перед оскорбительницами в слишком скромном ситцевом платьице, с мальчишеской причесочкой и мне нечего им возразить. Я была унижена.
На следующий день я уже была у Жени в колонии с дедушкой, бабушкой и так нежно любящей меня Женечкой! Они меня ни о чем не спрашивали, а я и не рассказывала, стараясь не вспоминать о происшедшем как о дурном сне. Но во мне что-то надломилось, многое мне стало неинтересным. С девушками, которые приходили к Женечке, я общалась как с совершенно незнакомыми людьми - не старалась с ними подружиться, поговорить. Они меня не интересовали. Пробовала почитать книгу - не могу! Взяла книгу и пошла на горку, а там были большие холмы, поросшие лесом! Но... Меня отвлекала природа - то птички, то листочки... И читать я не могла. Начала прогуливаться по лесу и поняла, что мне хорошо одной! Мне необходимо уединение! Просто наедине с природой! Да и такая удача - за все прогулки я не встретила там ни одного человека! Занятым людям нечего было делать на этих холмах. Там поблизости не было поселков, только колония.
Как-то с Женей пошла я в их клуб на репетицию к какому-то концерту. Я была удивлена, что эти осужденные девицы настолько талантливы! Больше всего меня поразил балет. Женя пригласила к ним настоящую профессиональную балерину из оперного театра, которая поставила им классический танец и небольшая группа девушек танцевала на пуантах. Ведь это так сложно! Но у них все получалось с легкостью. Кроме танцев девочка прочла какое-то стихотворение, и играл маленький оркестрик отдельно какие-то пьески и аккомпанировал певице. По дороге домой я говорю Жене:
- Послушай, я не ожидала, что столько способных девочек есть у тебя в колонии.
- Я сама не ожидала! Они так тянутся к искусству, что мне приходится приглашать профессиональных руководителей. Возможно, что-то из них получится, когда они отсюда выйдут. А ведь девочки с очень плохим прошлым.
Несмотря на приглашение Жени, мне больше не захотелось ходить на их репетиции. Послушала - и достаточно.
Жилось мне у Женечки очень вольготно и спокойно. Мне была предоставлена полная свобода. Если я хотела куда-то пойти, меня просили предупредить, в каком направлении я собираюсь идти. Бабушка просила, чтоб я обязательно была к обеду... Я ходила по лагерю, по окрестностям, холмам. Приходила домой и с удовольствием отдыхала. Всегда одна!
Как-то Женя предложила познакомить меня с одной девочкой -
дочкой работницы колонии. Я отказалась. Я боялась, что меня лишат уединения. К сожалению, пережитое мною не ушло бесследно. Раньше я никогда не плакала, может быть, считанные разы. И то - не слишком сильно. А теперь каждый пустяк, каждая безделица вызывала слезы. Бабушка говорила:
- У тебя глаза на мокром месте! Что с тобой стало? Ты же никогда не плакала! Чего ты плачешь?
- Я хотела так, а вы сделали иначе, а мне обидно!
- На это же можно было не обратить внимания! Чего же ты плачешь?
- А мне обидно! - плакала я.
С такого слезливого настроения начались симптомы моей будущей болезни.
Один раз мы шли с бабушкой из магазина, я несла какую-то легкую сумочку, как вдруг она выпала у меня из рук. Я ее подняла, и она вновь выпала. Рука стала очень слабой. Оказалось, что правая рука стала очень слабой почему-то. Потом бабушка заметила, что я стала хуже ходить, я начала прихрамывать на правую ногу. Потом начался тик, подергивание в руке. Женя посоветовалась с врачом. Та сказала:
- Немедленно везите в Харьков и показывайте серьезным невропатологам! С девочкой плохо.
Все решили, что необходимо прерывать отдых и ехать в Харьков, что мы и сделали.
Когда я оказалась дома, то через пару дней почувствовала, что очень сильно дергается правая рука. Нога хоть и не дергалась, но была очень слабая. Говорить начала с паузами, заикаясь... Мама повела меня к врачу. Мне был поставлен диагноз - хорея. Эта болезнь в народе называется "Пляска святого Витта". Очень серьезное заболевание, которое необходимо срочно начинать обследовать и лечить в больнице. Я в истерику. Очень не хотела в больницу! Почему-то мне было очень страшно. Я так и не поехала в больницу, была дома. Мне становилось все хуже и хуже. Примчалась мой ангел-спаситель Женя. Она рассчиталась на работе, ей предложили что-то другое, пока она примчалась меня спасать. Она говорила:
- Придержи руку! Постарайся, чтоб она не дергалась.
Брала огромный бинт и прибинтовывала руку к боку. Но ничего не помогало, даже прибинтованная, рука дергалась. Тогда Женя, не долго думая, сказала:
- Больше твои капризы терпеть не будем. Ты останешься инвалидом!
Нашла какие-то серьезные пути через своих знакомых и повела к профессору-невропатологу. Тот пригласил еще врачей, которые меня смотрели, крутили. Вердикт был однозначный - в больницу!
- Мы ее не выведем, она останется инвалидом, если мы немедленно не начнем ее лечить.
Когда я услышала, что останусь инвалидом, то согласилась лечь в больницу.
Боже мой! Что со мной делали в больнице! Мне казалось, что я оттуда никогда не выйду, тут меня и похоронят. Меня лечили всевозможными методами. Тут было и электричество, и какие-то массажи - все подряд! Меня истязали всякими процедурами. Мне пообещали отпустить домой, если я буду терпеть. Я и терпела. Но когда ко мне приходили мама с Женей и приносили всякие вкусные вещи, я давала волю слезам, своей тоске, плакала:
- Мне не нужны эти прелести! Я хочу домой.
Они меня успокаивали:
- Ты посмотри, тебе же стало намного лучше. Тебя подлечат, и пойдешь домой! У тебя же уже рука так не дергается! Значит, лечение идет на пользу. Посмотри, какая у тебя больница! Это особенная больница, а ваше неврологическое отделение вообще особенное. Ты же только вдвоем в такой большой палате. Каждый день или через день вам показывают фильмы. Кинозал, как в санатории! Успокойся, возьми себя в руки, не волнуйся!
В этой больнице я серьезно заболела ангиной с очень высокой температурой. Ко мне пришел врач-ларинголог, посмотрел горло и ужаснулся:
- Ужасное горло, огромные гнойные миндалины! Моя дорогая, мы не справимся с твоей хореей с таким количеством гноя в организме. Вот отболеешь и нужно будет ликвидировать эту гадость.
После выздоровления меня назначили на операцию... Когда ко мне пришли мама и Женя мой лечащий врач спустился к нам и объявил, что мне необходима операция и она назначена на конкретный день, а оперировать меня будет великолепный врач, преподаватель в медицинском институте, виртуоз!
- Можете быть спокойны за свою дочку. Он это сделает просто на раз!
Он ушел, а я начала канючить:
- Я боюсь, меня будут резать!
Женя говорит:
- Зато после операции ты будешь есть мороженое сколько захочешь. Даже после операции тебе полагается мороженое.
Меня это очень соблазнило. От операции не уйдешь, а мороженое - это уже вещь!
В назначенный день меня привели в хорошо освещенную комнату с одним креслом. Врач веселый и симпатичный говорит:
- Сейчас мы отчикаем эти твои прелести и все будет в порядке.
Посадил меня в кресло и начал готовить анестезию. В это время в кабинет зашла группа студентов-медиков в халатиках и шапочках. Доктор говорит:
- Знакомьтесь. Это мои студенты. Они пришли учиться, как надо делать операции.
Я посмотрела на них... на него... и сказала:
- Ни-за-что!
- Почему?
- Кто-то будет смотреть, как я мучаюсь? Они будут стоять и смотреть, а я буду мучиться у них на глазах? Не хочу! - и стала вылезать из кресла. Он усадил меня обратно и говорит:
- Ну, выходите, мы справимся сами. Но если ты такая капризная, так ты будешь мне помогать в операции.
- Хорошо.
Он сделал мне анестезию и в левую и в правую часть горла. Наконец у меня все одеревенело так, что я и говорить не могла.
- Хорошо, теперь ты будешь держать щипцы. Я тебе покажу, где, но только ничего не двигай! Только держи!
Дал мне в руки щипцы, а я уже ничего не чувствую! В это время и отчикал мне одну миндалину. Потом перешел ко второй, а я все держу щипцы. Он опять что-то такое сделал:
- Не хочу тебе даже показать, какую гадость ты имела внутри себя. Тебя может стошнить. Все, операция закончена!
Он так легко и быстро это сделал, что я даже разочаровалась. Он позвал санитарку, которая отвела меня в другую палату. В коридоре ждали меня мама и Женя. Посмотрели на меня, и я спрашиваю:
- Где ваше мороженое?
Женя достает из корзинки коробку, из коробки - мороженое! Я тут же его съела.
- Еще хочу!
Мама осталась со мной, а Женя пошла за мороженым!
Теперь это не практикуется - мало ли какая инфекция может попасть в открытую рану с этим мороженым. А тогда это разрешалось. Когда я съела вторую порцию мороженого, начала отходить анестезия и начало побаливать, но терпимо. В палате отоларингологического отделения я пробыла сутки, а потом меня перевели обратно в неврологическое. Еще некоторое время я пробыла в этой больнице. После длительного лечения решили, что уже можно выписать меня домой.
Ложилась я в эту больницу в легком летнем платье, была страшная жара. Выписывалась в демисезонном пальто, ботинках, шапке, шарфе... Был холодный октябрь. Шли мы домой совершенно по грязной, противной улице, моросил дождь. Вот я, наконец, пришла домой на радость бабушке и дедушке. Они приготовили мне сюрприз - перебрались в гостиную, а мне предоставили свою небольшую комнатку. Знали, что мне еще нужно долечиваться дома и мне нужен абсолютный покой. Я была счастлива! Мне так хорошо было дома в окружении любящих меня людей. Я их тоже очень любила. Все внимательно за мной наблюдали и удивлялись, что ничего от прежней болезни не осталось, никакого следа! Я даже кушала нормально, ложку-вилку нормально держала, раньше не могла:
- Посмотри, как тебя хорошо вылечили! Ты совершенно здорова. Слава Богу! Такие хорошие врачи и вовремя за тебя взялись!
На следующий день нашла свои тетрадки и книжки, кое что
перелистала, вспомнила... Подумала: "Ложка, вилка - это хорошо! А вот что будет с письмом?" Достала ручку и чернильницу и попробовала писать. Но, увы! Если три буквы выводила более-менее, то четвертая куда-то подскакивала, уходила в другую сторону. Я поняла, что до полного выздоровления далеко... Меня охватил ужас - восьмой класс! Мои одноклассники столько времени учатся! Новый материал! А у меня даже учебников нет. Я решила, что начну заново учиться писать, как в первом классе! Я очень долго сидела и выводила буквы, старалась крепче нажимать на ручку. Но нет- нет, а рука дергалась. Могла писать очень медленно. Вечером я объявила:
- Несмотря на то, что я не могу писать, но я могу читать и могу все устно отвечать. Я хочу идти в школу! Я совсем отстану и не смогу учиться.
Меня начали уговаривать, что бы я подождала еще немного, пришла в себя.
- Нет, я не хочу больше так отставать!
Мама сказала, что через несколько дней нам надо идти к зав.отделением, в котором я лежала. После осмотра поймем, как дальше поступать. Я от нетерпения говорю:
- Зачем так долго ждать? Давай завтра пойдем к нему!
- Нет! Он сказал - через неделю. И он должен назначить время визита!
Вот наступило время визита. Доктор очень радостно нас встретил, осмотрел меня и говорит:
- Я очень доволен. Ты хорошо подлечилась и на пути к полному выздоровлению.
Мама ему говорит:
- Что нам делать? Она очень рвется в школу! Она волнуется, что пропустила, хотя очень плохо пишет. Как нам быть?
- Давайте обсудим. Если она будет сидеть дома, то будет сосредотачиваться на болезни - это нехорошо для нее. А хорошая школа?
- Это моя любимая школа, - вступаю я в разговор взрослых, - я очень хочу туда вернуться!
- Вы понимаете, доктор, - говорит мама, - она ведь у меня круглая отличница, а тут такое несчастье!
- Ну, ничего! Как-то догонит. Я разрешаю, пусть возвращается в школу.
Я, окрыленная, подпрыгивая, бежала домой и на следующий день пошла в школу!
О моей болезни в школе знали и педагоги и ученики. Они часто справлялись у мамы о состоянии моего здоровья. Вы не представляете, как они меня встретили! Как будто ничего не произошло, вроде мое появление для них большая радость. Так же вели себя и учителя. Они знали, что мне писать нельзя, что письменные работы пока для меня исключены. Нагружали меня устными задачами. Я справлялась и чувствовала себя вполне полноценным человеком! Ну, пока не пишу, но скоро научусь. Главное, что я продолжаю учиться в школе!
Зимние экзамены в середине года я отвечала только устно. Правда, один раз учительница математики Елена Александровна поставила одну девочку, которой я диктовала, что писать на доске. Таким образом я решала задачи. Это было не очень удобно. То, что я находилась в привычной мне среде, среди ребят и моих любимых учителей, было главным лекарством! К концу года я уже была полноценным человеком и сдавала все экзамены наравне со всеми. Я полностью выздоровела!
Лето я провела дома. Мы с моими подружками ездили на речку купаться. Считается, что в Харькове есть три речки - Лопань, Харьков и Нетич. Харьковчане шутили: "Хоть лопни, Харьков не течет!" Действительно, они очень обмелели и походили на захудалые ручейки по середине города! Что называется - курице по колено!
В начале 9-го класса состоялось комсомольское собрание, на котором меня избрали секретарем комсомольского бюро школы, а самого молодого педагога нашей школы, нашего учителя украинского языка, избрали моим заместителем. Более нелепую ситуацию трудно себе представить! Так порекомендовали из райкома комсомола. Николай Никитич не противился, ему даже понравилась такая ситуация. Мы начали с ним вместе работать. Как-то я даже не чувствовала разницы, что я ученица, он - педагог. Мы нашли с ним общий язык.
А теперь кое-что о моих преподавателях.
Часть из них переведена была из других школ, но большую часть составляли те, кто лишь недавно начали преподавать в школе. Они были прекрасными специалистами. Безусловно придерживаясь методических указаний, они искали свой стиль преподавания. Это было необычайно интересно и полезно.
Начну с моего заместителя - Шмигаля Николая Никитича. Это был молодой красивый стройный мужчина с очень красивыми темными волосами, с очень горящими глазами, всегда заинтересован, всегда интересен. Девочки подтягивались на его уроках и влюблено смотрели на него. Преподавал он очень интересно - никакой "сухистики". Живые образы, живые события. Всем всегда было очень интересно. Как-то на Украине довольно широко готовился юбилей Шевченко. И Николай Никитич посвятил этой дате два урока. Как интересно, с какими подробностями, какими интересными случаями из жизни Шевченко. Он предстал перед нами живым человеком. Под влиянием его лекции я, вдохновленная, написала единственное в моей жизни стихотворение, посвященное Шевченко. Когда я отдала его Николаю Никитичу, он очень обрадовался и сказал:
- Ты молодец! Давай придумаем, как его назвать.
И придумал очень красиво сам. Через некоторое время приносит мне газету. Оказывается, он отнес мое стихотворение в юбилейный выпуск какой-то газеты, где его и напечатали. Подписано было "Ученица 9 класс, Любомирская Галя". С художественной точки зрения это было примитивнейшее сочинение, но начиненное той идеологией, которая нам очень многие годы внедрялась. Я помню только конец этого стихотворения:
Теперь крестьяне так живут,
как ты хотел, чтоб жил народ.
И наш советский человек
по жизни радостней поет!
Ну, куда уж дальше! Очевидно, что-то привлекло редактора газеты, и он напечатал мое стихотворение! Я несколько раз перечитала свое стихотворение в газете и поняла, что я не поэт. Больше никогда не писала стихов!
У Николая Никитича был какой-то особый метод преподавания. Он приходил и объявлял: "Сейчас я вам буду рассказывать то-то и то-то. Я вас прошу, слушайте внимательно, а на следующем уроке вы напишите мне по этой теме сочинение". Он читал лекцию. Что-то можно было прочитать и в учебниках. На следующем уроке он давал нам написать сочинение. "Будьте добры излагать свои мысли коротко и ясно, но выразительно и все по теме. Чем короче сочинение, тем выше оценка. Но - чтоб все было по теме! А когда начнете расписывать на несколько страниц - это неинтересно. Мне нужно чтоб вы умели лаконично и точно излагать свои мысли. Это вам пригодится в жизни!" И он был прав. Если в классе он был строг и требователен, то с учениками вне класса он был очень дружелюбен. Мы приходили к нему домой. Жил он где-то в районе зоопарка на первом этаже. Никогда он не пускал нас к себе в дом. Очевидно, он очень скромно жил. У него была очаровательная молоденькая жена и маленькая дочка. Он выходил с ней, и мы шли гулять в парк и играли с ней. Он не только преподавал, а и учился в аспирантуре.
Как-то через очень много лет моя знакомая, которая училась со мной в школе и тоже переехала в Киев, позвонила мне и спрашивает:
- У тебя есть "Известия" за сегодняшний день? Вы выписываете эту газету?
- Да, мой муж выписывает ее.
- Посмотри последнюю страницу. Я больше ничего тебе не говорю.
Я открыла "Известия" и на последней странице в черной рамке прочла некролог "Умер известный китаевед, академик Шмигаль Николай Никитич". Вот такая весточка о нем пришла ко мне через много лет...
Еще о ком мне хочется рассказать - это о моей преподавательнице математики Елене Александровне Морозовой.
До нашей школы она преподавала математику в университете. Почему она перешла в школу - не знаю. Она была очень интересным человеком и превосходно знала математику. У нее тоже была особая методика. Во-первых, она учила нас решать задачи кораткими способами. Есть такие приемы в математике, когда можно достаточно быстро получить правильный ответ. Она делила доску на две части. С одной стороны писала одну задачу, с другой - другую. И объявляла:
- Кто решит первую задачу, получит у меня "хорошо", а кто вторую - 5! Но все делать надо в темпе. Тогда вы получите соответствующую отметку. Кто сделает ошибки тоже может получить "удовлетворительно", если ошибки будут не грубыми. Тот, кто первым решал, выходил в коридор, чтобы не мешать остальным сосредоточиться. У нас был довольно сильный класс и двойки были редким явлением.
Помню один случай. Она сидит за столом - такая вальяжная, полная женщина, рыжеватые с проседью волосы - просто барыня. Пишет что-то. Тогда были ручки, которые очень пачкали руки. Вот она сильно выпачкала руку. Обращается к моей подружке Зине Фесенко и говорит:
- Зина, принеси мне стакан воды.
Зина бежит, находит стакан и приносит ей стакан воды. Она моет тщательно испачканный палец, но пятна остаются.
- Ну, отнеси теперь!
Зина уносит стакан. Но это не было унизительно или оскорбительно, настолько ей шла такая вальяжность, барственность. Такая она была спокойная и добрая.
Мы у нее бывали дома. Один раз, когда первый раз пригласила к себе, она нам сказала:
- Девочки, соберитесь и приходите ко мне домой. Я хочу вам показать такого рыжего чертика, просто красота!
Мы не поняли о чем разговор. Приходим к ней, она заводит нас в спальню, а там ее маленькая внучка ходит по кроватке – рыжая-прерыжая! Она такая была смешная! Мы расхохотались! Начали с ней играться, она была очень забавная. А бабушка таяла от удовольствия!
Вот такая она была, наша Елена Александровна. Учиться у нее для меня было большое удовольствие. Я прекрасно знала математику.
Значительно позднее я даже занималась математикой с моими двоюродными братьями. Одного из них, Игоря, я подготовила в Одесское высшее мореходное училище на какое-то инженерное отделение. Он прекрасно сдал экзамен по математике и всегда меня благодарил. "А кто меня учил?"
Теперь об очень интересном человеке и педагоге - моем учителе физики. Звали его Яков Григорьевич Кен. Он тоже когда начал преподавать в школе, являлся научным сотрудником УФТИИ - украинского физико-технического института, территория которого примыкала к нашей школе. Обладая обширными знаниями, он необычайно интересно излагал нам свой материал. Постепенно открывал нам тайны этой великой науки. Как-то, объясняя нам сущность одного из фундаментальных законов физики, он сказал:
- Вы не думайте, что этот ученый придумал этот закон. Нет. Наука так развивалась и пришла к тому рубикону, когда этот закон должен был появиться. Не у этого ученого, так у другого. Без этого не было бы дальнейшего прогресса.
И затем подробно и очень логично объяснил, почему был так необходим этот закон. Изучая физику, мы поняли, что весь мир, все, что нас окружает - земля, люди, космос - живет по физическим законам, у всего существующего есть своя энергетика. Вот как интересно он нам рассказывал о воде:
- Вы что думаете - вода течет из крана? Вы умываетесь, пьете, используете воду, а ведь каждая капля имеет свою энергетику и когда она разливается - отпускает наружу свою энергию. Тогда появляются мощные водопады, реки, которые несут очень большую силу!
Может и примитивное объяснение, но очень понятное.
Мы у него побывали несколько раз и в лабораториях, где он рассказывал о разных интересных опытах. Однажды в конце урока он назвал фамилии в т.ч. и мою, и сказал, что, к сожалению не может весь класс пригласить в институт, а эти лучшие ученики, которых он назвал, приглашаются завтра к 10-ти часам утра в институт. При себе обязательно нужно было иметь закопченные стеклышки, чтобы не повредить глаза. Мы были заинтригованы.
На следующий день ровно в 10 часов мы были у подъезда института, где он нас встретил и повел на второй этаж. Мы очутились в очень длинной, застекленной галерее, выходящей в огромный зал. Вместе с нами стояло большое количество людей. В середине зала стояло оригинальное сооружение - от самого пола шла высокая и широкая металлическая труба, на которой стояла застекленная кабина, в которой сидел человек. Перед ним тоже было какое-то мощное металлическое сооружение перед этой кабиной. С другой стороны на тонком стержне был прикреплен металлический шарик. Поскольку мы смотрели издали, нам казалось, что он размером с футбольный мяч. Все ждали начала эксперимента. Прозвучала команда надеть защитные очки или взять закопченные стекла. Человек, сидевший в кабине, повернул какой-то рычаг и между этим маленьким шариком и тем сооружением возле кабины образовалась громадная вольтова дуга.
Она была громадна, извивалась как змея. Страшный треск и гул сотрясал весь дом. Длился эксперимент совсем недолго. Все начали расходиться, и мы спустились вниз по лестнице и вместе с Яковом Григорьевичем вышли из института. Тут же, стоя вместе с нами, он объяснил нам каковы задачи этого опыта и что от него ждут ученые. Дело в том, что наука вплотную подошла к идее получения атомной энергии и все институты физики искали способ разбить атомное ядро и получить его энергию. Вот это мы и наблюдали.
- Теперь, - сказал Яков Григорьевич, - будут изучать состав воздуха. Может, там какой-то атом и окажется разбитым. Тогда будем праздновать победу.
Мы его поблагодарили и, счастливые, пошли по домам.
Позже, когда мы спросили у Якова Григорьевича, каковы результаты, он с вздохом ответил:
- К сожалению, пока ничего не получилось.
Значительно позже ученым все-таки удалось разбить атом и получить атомную энергию, но абсолютно другим способом.
Хочется еще вспомнить о нашем педагоге географии. Звали ее Ася Моисеевна Юдзик. Она была очень молода и первые годы преподавала в школе. Она была не на много старше наших старшеклассников. По этому она нашла очень теплый тон по отношению к классу. Она была принципиальна, и мы чувствовали дистанцию - все-таки педагог, а не подружка. Класс к ней тоже тепло относился, она была бесконфликтна. Стоит перед ней большой оболтус-десятиклассник, который явно урок не подготовил. Она говорит:
- Ну, все. Я вижу, что ты ничего не знаешь. Я не хочу портить тебе дневник. Еще будут разборки у тебя с родителями. Выучи на следующий урок этот материал, я тебя спрошу.
И действительно на следующем уроке она не забывала спросить. Она была строга, но не всегда у нее это получалось. Она чувствовала, что слишком молода для взрослых учеников.
Был такой случай. Один парень из класса, стоя возле карты, развешенной на стене, страшно путался. Держал указку в руках, куда-то тыкал все время не туда, страшно смущался. Потом повернулся к ней и говорит:
- Ася Моисеевна, скажите, пожалуйста: "Ну, хорошо, выучи эту Мексику", но я же потом забуду, я же там не побываю. Никто у нас не едет за границу, и мы ничего никогда не увидим. Это все впустую. И даже если когда-нибудь поеду в какую-то из стран, то к тому времени совершенно забуду все, что учил!
Она рассмеялась и говорит:
- Ты совсем Митрофанушка. Тот считал: зачем учить географию, если есть извозчики! Но ведь ты живешь в более цивилизованной стране! А каждый цивилизованный и культурный человек должен знать кроме той земли, по которой он ходит, еще множество земель и стран, которые находятся на нашей земле!
За нашей школой, несколько внизу, был район, где находились небольшие частные дома и большие сады. Как раз цвела сирень. Ребята спустились в сады и наломали самые большие и красивые ветки сирени, принесли роскошный букет и перед самым экзаменом по географии вручили нашей Юдзик! Она пришла в восторг:
- Какая прелесть!
А потом строго посмотрела на нас:
- Вы что, хотите меня задобрить? Ничего не выйдет. Каждый получит то, что заслужит.
Ребята, принесшие букет, говорят:
- Что вы. Мы знаем, что вас подкупить невозможно. Нам просто хотелось вам сделать приятное.
Она с улыбкой посмотрела на нас:
- Ну что ж, я вам верю. Спасибо вам за такие прекрасные цветы.
И бережно положила букет возле себя на столе. Весь экзамен в воздухе чувствовался легкий аромат сирени! Было празднично.
К концу нашего 10-го класса, несмотря на то, что наша Ася Моисеевна ждала ребенка, она продолжала заниматься и довела нас до выпускного экзамена.
Были еще и другие предметы и другие учителя. Например, учительница немецкого языка по фамилии Лютая. Но ей фамилия совершенно не подходила. Это была добрейшая и очень благородная женщина, пожилая, учительница с большим стажем, которая прекрасно преподавала. Был педагог истории, фамилию которой я не помню. У меня с ней как-то не сложились отношения, хотя я и получала пятерки, но она чувствовала, что этот предмет мне не очень приятен. Она его преподавала сухо, точно по программе излагала и это не увлекало. Все нормально учились, нормально отвечали, читали учебники, но это не тот педагог, который мог бы заинтересовать учеников своим предметом. Когда после окончания 10-го класса мы пришли к ней домой с цветами высказать свою благодарность, она нас всех поздравила и сказала:
- У нас два отличника. Алик Сталовицкий - это полноценный отличник, талантливый ученик. И Галя Любомирская тоже отличница. Я тебе скажу, - обратилась она ко мне, - ты не достаточно серьезно занималась моим предметом.
Я вспыхнула:
- Как же так! А что, есть выше отметка, чем пятерка?!
- Нет. Ты отвечала на пять, но формально. Я не чувствовала, что ты полюбила историю
Она была права.
Надо сказать, что в школьной программе того времени было несколько предметов, которые в дальнейшем не изучались в средней школе. Это астрономия, геология и минералогия, черчение, Конституция СССР, военное дело. Почти по всем предметам были экзамены. Из всего перечисленного остановлюсь на двух.
Военное дело. Что мы только не изучали, какую чушь! Например - какие есть отравляющие газы. Дальше - виды оружия, которые в то время находились на вооружении армии. Их мы изучали по большим плакатам, которые педагог приносил из какого-то военного училища. Пока было тепло, мы маршировали. Команда "Нале-во!" и все дружно должны были повернуться налево; "Направо!" - все поворачиваются направо! Когда наступили холодные дни, мы маршировать перестали.
Возможно, обо всем этом я даже не вспомнила бы. Если бы не занятия стрельбой в одном из военных училищ. Там в подвале было огромное помещение, где можно было стрелять по мишеням из мелкокалиберных винтовок. Мне очень нравились эти занятия. Прийти пострелять можно было когда зал пустовал, конечно, под руководством нашего педагога. Я делала успехи в стрельбе. Мои результаты были все лучше и лучше. Наконец, педагог сказал:
- Будем готовиться на Ворошиловского стрелка! - и назвал фамилии. Меня тоже назвал! Я была счастлива. Я ходила в тир при первой возможности. Как-то приноровилась, и у меня были очень хорошие результаты. И когда мы в конце сдавали нормативы на звание "Ворошиловского стрелка", я очень хорошо стреляла и выбила несколько 9 и 10 - результаты были великолепные. Мне вместе с остальными ребятами дали значок Ворошиловского стрелка. Этот значок я никогда не носила потому, что неловко было носить на платье значок с надписью "Ворошиловский стрелок"! Достаточно для меня было и комсомольского значка.
В 10-м классе у нас появился еще один предмет - астрономия. Педагога я не помню, но помню, что страшно увлеклась этим предметом. Я достала карту звездного неба и изучала разные созвездия. Однажды в августе я вышла во двор и старалась найти то, что я запомнила по карте. Но, увы! Одно дело карта, а другое дело - натуральное звездное небо, где масса звезд и совершенно невозможно выбрать нужные. Я поняла, что очень мало знаю. Конечно, Малую и Большую Медведицу я моментально определила, Крест тоже, еще пару созвездий, на этом - все. На уроке астрономии я рассказала учителю о том, как безуспешно старалась хоть немного разобраться в этом огромном звездном хаосе. Я ему сказала:
- Я очень хотела бы заниматься серьезно астрономией. Может мне пойти на специальный астрономический факультет?
Он посмотрел на меня с улыбкой:
- Деточка, ты думаешь, что астрономия это - только смотреть на звезды? Это сложнейшая наука, которая базируется на высшей математике. Очень много построено на расчетах.
Услышав это, вся охота заниматься этим у меня отпала. Хотя всю жизнь меня интересовало все, что связано со звездами и особенно - с космосом.
Однажды мне посчастливилось увидеть интереснейшее явление звездного мира. Мы с мужем отдыхали в Крыму. Кто-то из отдыхающих сказал:
- Товарищи! Пойдем на море, и вы увидите чудо, которое бывает раз в очень много лет. Планета Марс сегодня подойдет к земле на самое близкое расстояние!
Мы поспешили на пляж, подождали, когда совсем стемнеет. И вот перед нами засверкала большущая звезда! именно звезда, которая была настолько яркая, что на совершенно спокойном море оставляла светящийся след, как бывает дорожка от луны. А это была дорожка от Марса! Все сидели, безмолвно любуясь этим чудом!
Вернемся к школьным годам. Самым удивительным, пожалуй, уникальным педагогом была преподавательница русского языка и литературы - Зинаида Петровна Дьякова. Это была небольшого роста сухощавая пожилая женщина с худеньким остроносым личиком и реденькими волосиками. Что называется "ни рожи, ни кожи". Но сколько в этой миниатюрной и хрупкой женщине было энергии - трудно передать. Сказать, что она знала литературу или любила ее - все равно, что ничего не сказать. Она жила ею! Каждый ее урок был необычайным, ее знания были огромны. Мне казалось, что она всю жизнь посвятила литературе. Забери от нее литературу - ее вообще не станет, она испарится.
Проводила она уроки необыкновенно интересно. Излагая какую-то тему, она часто использовала дополнительный материал, чтобы лучше усваивался предмет. Так, например, она на уроках русского языка, объясняя правила применения знаков препинания, приводила в пример Тургенева, как он четко излагал свои мысли. Она считала, что Тургенев наиболее классический русский писатель, что по нему можно идеально выучить русский язык. Особенно она ценила его "Записки охотника" и
несколько диктантов мы писали именно из этого произведения. Кроме того, она познакомила нас с прозой Салтыкова-Щедрина. Были и другие примеры. Все это было очень интересно.
Что касается литературы, то за время учебы в школе мы познакомились с огромным количеством писателей и их произведениями. Вот некоторые из них: Тургенев "Отцы и дети", Гоголь "Мертвые души", Пушкин "Капитанская дочка" и "Повести Белкина", где есть прелестные рассказы "Метель", "Станционный смотритель", "Барышня-крестьянка" и прочие; Гончаров "Обломов" и "Обрыв". Я помню как, рассказывая о творчестве Гончарова, Зинаида Петровна сказала:
- Он написал три крупных произведения и, как ни странно, все три начинаются с буквы О! Вы их легко запомните. Это "Обрыв". "Обломов" и "Обыкновенная история".
Ну и, конечно, Толстой. Начиная с "Хаджи Мурата" и дальше - "Анна Каренина" и "Война и мир". При этом "Анна Каренина" читалась в классе, а "Война и мир" рекомендовалась для домашнего чтения.
Зинаида Петровна была свободным человеком. Ей чужды были современные взгляды, витающие в воздухе, - социалистический реализм и прочие, то, что ощущалось в наших учебниках. У нее был особенный взгляд, собственное мнение о творчестве каждого писателя. Ее взгляды не были противоположными рекомендованным, а лишь несколько подправлены в сторону правдивости изложения и эпохи, и произведения, и характеристики личности писателя. Она умела как-то особенно заинтересовать учеников. Любая тема раскрывалась ею многогранно, углубленно и ярко, с множеством примеров и сопоставлений. Она всегда очень убежденно излагала свои мысли, а говорила очень просто и понятно. Поэтому легко запоминался весь материал, который она нам преподносила.
Кто-то из учеников как-то спросил ее:
- Зинаида Петровна, а почему мы не изучаем Достоевского?
- Ты еще слишком молод. Достоевский - очень сложный писатель. У него слишком много человеческой мерзости описано и тебе трудно будет разобраться во всем этом. Достоевский писатель для более зрелых личностей. Если хочешь, прочти первую главу из романа "Идиот", которая называется "Настасья Филипповна". А вообще с чтением Достоевского пока повремени.
Проходя с нами прозу Пушкина ("Капитанскую дочку"), Зинаида Петровна рассказала нам следующее. Пушкина всегда интересовало пугачевское восстание и личность самого Пугачева. В этой повести он и коснулся этой темы. Повесть, которая написана как рассказ героя - Гринева, описывает его случайные и очень короткие встречи с Пугачевым, который поразил его. Очень подробно описывается, как Гринев присутствовал при казни Пугачева. Пушкин задумал написать историю Пугачевского бунта, собирал материалы и даже начал писать. Но, увы! Его труд не увидел свет, как и очень многое, что могло быть написано позднее. Ведь Пушкин погиб, когда ему было всего 38 лет.
Много разных эпизодов и подробностей мы узнавали на уроках. Например, когда Лев Николаевич Толстой начал писать "Анну Каренину", он никак не мог найти ее внешний облик. Вот ему попал в руки портрет дочери Пушкина, и он понял, что это и есть Анна! Облик Анны полностью списан с этого портрета.
Мне особенно запомнился один урок. Зинаида Петровна не спеша зашла в класс, какая-то собранная, сосредоточенная, нарядная - с беленьким воротничком на сером платье и торжественно объявила:
- Сегодня мы поговорим об Анне Карениной Льва Николаевича Толстого. "Мне отмщение и аз воздам" - это эпиграф к роману, который Толстой взял из Библии. Чтоб вам было понятнее, я вам расскажу, что такое Библия и она, отбросив всякую идеологию, которая в то время проповедовала атеизм, рассказала о Библии. Очень коротко, но емко и убедительно. Рассказала нам, что даже такие умные и образованные люди, как Толстой, были верующими. Они верили в Божью благодать и Божью кару. Это изречение означает - Господь имеет право карать ("мне отмщение") и он воздаст каждому, кто пойдет против воли Божьей. Именно эта идея и заложена в романе. Мы можем проследить, как развивается сюжет и жизнь каждого персонажа. Не будем касаться на сей раз Левинской темы - это обычно описание помещиков того времени.
Она убедительно и ярко раскрыла перед нами образ Анны, начиная с первого знакомства с Вронским на вокзале, когда погиб железнодорожный рабочий и Анна подумала, что это очень плохой знак. И дальше - их безумная страсть, которая привела ее к измене мужу. Жизнь после измены становится все труднее, все хуже, светское общество с презрением отворачивается от нее. Сына, которого Анна так любила, от нее отняли, запретили свидания с ним. Она становится все более одинокой. Единственная ее надежда, единственное, с чем она жила - это Вронский. Когда Анна почувствовала, что и его она теряет – она не выдержала. В порыве безумия, ужаса и горя она покончила с собой... И Зинаида Петровна еще раз повторила:
- Мне отмщение и аз воздам! Она нарушила клятву супружеской верности, данную ею перед Богом и за это была покарана. Это что касается образа Анны - главной героини романа. Надо сказать, что и другие образы очень выпуклы и правдивы.
Каренин, Вронский, Стива Облонский - да все персонажи были описаны ею очень интересно и ярко.
Это о прозе... Что касается поэзии – то мы достаточно полно познакомились с творчеством известных русских поэтов. Мне хочется остановиться на Пушкине.
Зинаида Петровна не только его прекрасно знала и цитировала, это был ее любимый поэт. Она так о нем рассказывала, что нельзя было не влюбиться в Пушкина! Она научила нас не только чувствовать легкость его поэзии, но и проникать в суть и содержание каждой его строки. Она говорила, что при величайшем поэтическом мастерстве он так просто и естественно излагал свои чувства, наблюдения, мысли. Поэтому каждому, читающему его стихи, он близок и понятен. В его стихах есть краткость и лаконичность, но при этом - ясность мысли, емкость образов, внутренняя энергия и чувства. В пример легкости и изящества привела, как Пушкин описал Онегина в начале своего повествования.
Сначала - первое знакомство: "Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы, где может быть родились вы или блистали, мой читатель... Там некогда гулял и я, но вреден Север для меня!" (Это он о своей ссылке на юг страны); дальше - полная характеристика Онегина-денди: сначала у него была madam, потом месье, "Острижен по последней моде, как денди лондонский одет он, наконец, увидел свет...". Дальше, описав светскую жизнь Онегина, он заключает: "Чего ж вам боле? Свет решил, что он умен и очень мил!" Свет принял Евгения! Дальше Зинаида Петровна обратила наше внимание на такие строки. Оказывается, Онегин был не так уж прост и не так уж легкомысленен. Вот, что говорится в романе: "Зато читал Адама Смита и был глубокий эконом. Умел судить о том, как государство богатеет, чем живет и почему не нужно золото ему, когда простой товар имеет. Отец понять его не мог и земли отдавал в залог". Оказывается, Онегин получил настоящее образование. Дальше она ярко развернула перед нами содержание и образы романа.
Зинаида Петровна часто сравнивала поэзию с музыкой. Там свои ритмы и особые пульсации - те же чувства и грусть, и неистовство, и радость - все то же, что и в музыке имеется и в поэзии. Вот вам два описания природы, которую Пушкин очень глубоко чувствовал. В первом - грустное осеннее настроение, минор. И в размере стиха, и в его образах чувствуется печаль. Вот послушайте:
Уж небо осенью дышало, - образ
уж реже солнышко блистало, - сожаление
короче становился день.
Лесов таинственная сень
с печальным шумом обнажалась. - какой красивый, тонкий поэтический образ!
Ложился на поля туман,
гусей крикливых караван
тянулся к югу. - тоже образ
Приближалась довольно скучная пора,
стоял ноябрь уж у двора.
А вот другое и ритм другой. А сколько света и радости! Другое настроение. Вот послушайте:
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный -
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела -
А нынче... погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит...
Сколько теплоты и светлой радости в этом стихотворении и как оно музыкально звучит! Когда читаешь эти строки - как будто музыка льется. Вот это мажор. Не даром, ничего не изменив в Пушкинском тексте, Чайковский написал оперу "Евгений Онегин" в которой так органично и тесно переплелись поэзия и музыка - они неотделимы друг от дрга. Слушаешь текст и вспоминаешь музыку, слышишь музыку и вспоминаешь текст. Мне всегда было интересно читать Пушкина и вникать в его образы, чувствовать ритм стихотворений...
Однажды на уроке со мной произошел курьезный случай. Зинаида Петровна задала нам прочитать поэму "Цыгане" и на следующем уроке рассказать ее содержание. Я стала читать и очень увлеклась, прочитала несколько раз от начала до конца, перечитывала отдельные кусочки, мне было очень интересно и очень понятно. Мне были понятны все образы. Я видела табор и старика, который ждет свою любимую Земфиру - все было мне понятно, как в сказке! На следующий день меня вызвали рассказывать содержание. Я начала:
- "Цыгане шумною толпой по Бесарабии кочуют, они сегодня над рекой в шатрах изодранных ночуют. Как вольность весел их ночлег и мирный сон под небесами", - и говорю все дальше словами Пушкина!
Зина Петровна меня остановила:
- Я вам не задавала учить на память. Расскажи своими словами.
Я опять начинаю цитировать - ничего не могу с собой сделать! Я растерялась:
- Я не могу! Лучше, чем Пушкин, не могу сказать.
- Ну, голубушка! Что-то ты перестаралась.
- Я не старалась. Просто прочитала несколько раз.
- Что с тобой поделать. Садись.
Она спросила другого и урок продолжался.
Через всю жизнь я пронесла любовь к пушкинской поэзии и даже сейчас, в моем преклонном возрасте, мне приятно вспомнить отдельные стихотворения и кусочки из поэмы, которая до сих пор сохранилась в моей памяти...
Как-то одна очень благополучная и образованная девушка, которая учится в консерватории, в разговоре со мной довольно резко заявила: "Я не люблю Пушкина!". Возможно, она хотела этим показать свой особый изощренный и современный вкус. А мне ее стало жалко. Она отбросила очень многое, что помогло бы ей ярко и естественно раскрывать свое дарование.
На годовщину смерти моей Зоечки (Зои Ефимовны Лихтман) мне позвонила из Израиля наша общая знакомая, Зоечкина подруга. Она рассказывала, что ей трудно там, что ностальгия мучает безумно, ничто ее не радует, хотя уже несколько лет живет в Израиле. Под конец она говорит:
- Ты знаешь, единственное, что меня греет - это томик Пушкина, который лежит у меня под подушкой...
Хочу рассказать еще об одном интересном человеке - это учительница рисования. Звали ее Александра Платоновна.
Узнав, что я рисую, мой одноклассник сказал, что он занимается с учительницей рисования. Было это в конце 9-го класса. Я попросила познакомить меня, и он привел меня к ней. Это была очень пожилая высокая женщина. Очень благородная, добрая и приветливая. В ней чувствовался аристократизм и в манере разговаривать, и в одежде, которая сохранилась, видимо, с дореволюционных времен. Совершенно несовременно она выглядела. В комнате было много старинных вещей - статуэтки, вазочки... Чувствовалось, что все в этой комнате сохраняется на память о прежней жизни. Она мне очень нравилась! В молодости она училась у знаменитого русского художника Куинджи. Она иногда рассказывала о своем учителе. На стенке висели несколько этюдов, подаренных им. Она была бедна, но горда. Трудно сказать, как она умудрялась существовать, нигде не работая и не получая денег. Мы ей платили за уроки очень мало! Вместе с тем, она как-то жила, увлеченно и очень заинтересованно занимаясь с нами. Каждый урок с ней не только добавлял знания, но и приносил радость.
Поскольку хорошую "ватманскую" бумагу тогда было очень трудно достать, да и дорого, мы рисовали на школьных тетрадках для рисования акварелью и карандашами. Акварель была "Набор для школьника". Это не смущало ни нас, ни учительницу. Многое получалось. Я постепенно заполняла эту тетрадку написанными с натуры цветами, фруктами, вазочками, фигурками... Иногда нам предлагалось составить простейшую композицию. К сожалению, я не очень часто посещала эти уроки. Ведь для рисования нужно дневное время, а я училась в первой смене. У меня оставались только выходные дни. И, тем не менее, Александра Платоновна часто меня хвалила. Она говорила:
- Ты способная девочка. Я очень довольна твоим успехом.
Как-то, когда я была в 10-м классе, Александра Платоновна обратилась ко мне:
- Давай посидим. Надо поговорить. - Мы сели. - Ты оканчиваешь школу. Чем ты будешь заниматься потом?
- Пойду в Харьковский электротехнический институт потому, что хочу заниматься техникой!
- Понятно... - она помолчала, обдумывая что-то. - Напиши мне свой адрес. Может, я напишу тебе. Но она не написала, а пришла сама. Дома были мы с дедушкой. Мы очень удивились ее визиту. Она познакомилась с дедушкой и говорит:
- Мне нужно с вами очень серьезно поговорить. Галя сказала, что она хочет идти в технический институт. Я считаю, что она сделает неправильно. Она должна заниматься живописью, она очень способная девочка! Я постараюсь подготовить ее в художественную академию. У меня там учится не один ученик. Подумайте об этом, не губите ее талант!
Дедушка растерялся и говорит:
- Вы знаете, это ее право - выбирать, где учиться. Вот она себе и выбрала...
- Ну и напрасно! А вы подумайте.
Распрощалась и ушла. Дедушка сказал, что она стара и прочее... Я очень обиделась за нее:
- Дедушка! Это изумительный человек, редкий человек!
Я очень любила рисовать и это предложение было для меня подарком! Но когда пришла мама, все стало на свои места. Она мне сказала:
- Это твое дело - выбирать себе профессию. Тут никто не может нажимать на тебя. Но вместе с тем академия, да еще и художественная, это очень большой вопрос. Не известно, попадешь ли ты туда. А ХЭТИ у тебя уже в руках! Если ничего не помешает, то, как отличницу тебя примут туда без экзаменов!
Так и получилось. Я окончила школу, сдав все экзамены на "отлично". На последний экзамен меня привела мама с высокой температурой. Учительница, увидев мой вид, возмутилась:
- Зачем вы ее привели, такую больную! Я бы и так ей поставила 5. Она у меня всегда была отличница. Ведите ее домой!
И мы ушли. На следующий день пришла врач и определила, что у меня
воспаление легких. Мама забрала меня к себе в комнату, где всегда была свободная кровать, чтобы легче было ухаживать за мной. К великому моему сожалению, я не была ни на торжественном собрании, ни на банкете по поводу окончания школы. Провалялась с очень высокой температурой.
С банкета, ночью ко мне ввалились несколько одноклассников с моим дорогим Николаем Никитичем во главе. Они пришли с букетом цветов. Николай Никитич вручил мне мой аттестат! С банкета они принесли всякие вкусности. Мне было горько и обидно, что такой праздник прошел мимо меня! Что поделать?!
Еще до выпускных экзаменов у меня была беседа с нашим учителем физики Яковом Григорьевичем относительно моего поступления в ХЭТИ. Я у него просила совета. Он мне говорит:
- Конечно, это трудный институт. Но у тебя крепкие знания и ты можешь быть хорошим инженером. А что касается перспективы, то ХЭТИ выпускает инженеров-энергетиков, а у энергетики огромное будущее. Ее развитие - это развитие промышленности, развитие производства и повышение благосостояния народа. Ты должна решать, но я тебе советую.
Я решила, в надежде, что из меня получится хороший инженер, поступать в ХЭТИ. В моем аттестате было написано, что я имею право без экзаменов поступать в любое высшее учебное заведение. Меня моментально оформили, и я приступила к занятиям. Учеба мне давалась легко. Но чем дальше, тем больше у меня возникало разочарований - большое количество предметов, много материала, невероятно длинные задачи, решение которых умещалось на двух досках. Все это, естественно, нужно... Но если б лекции не читались так нудно и сухо. Мне не было трудно, но было неинтересно. Но я продолжала учиться.
У нас был учитель по черчению, очень интересный человек и мне нравилось заниматься у него. Мы чертили в трех проекциях деталь, а потом с натуры рисовали эту деталь. Как-то ко мне подошел учитель и говорит:
- Мне нравится, что вы так чувствуете натуру. А не хотели бы вы заниматься скульптурой?
Меня это заинтересовало:
- Можно попробовать!
- Тогда после лекций приходите в мою мастерскую.
Мы с ним пошли на улицу Сумскую, где в полуподвальном помещении находилась его довольно большая мастерская. Первое, что мне бросилось в глаза - в передней лежала большая куча глины. Мы зашли в помещение, он зажег свет и, Боже мой! Чего там только не было на полках - и бюсты, и руки, и носы, и фигурки! Очевидно, пособия для работы с учениками. Посредине стоял длинный стол, испачканный глиной. Мы сели за стол, он достал кусочек глины, размял ее, положил на досточку:
- Давай, попробуй! - положил передо мной кисть руки, - попробуй
слепить хотя бы два пальца - большой и указательный!
Я очень старалась и у меня получилось! Он похвалил и принес нос. Я слепила и нос. Мы очень долго сидели у него в мастерской и я сильно замерзла. Уже была осень, но еще не топили. В помещении было влажно и холодно. Мы помыли руки и я пошла домой. К вечеру у меня был насморк, я там простудилась. Мама, узнав, где я была и что делала, сказала:
- Моя дорогая! Скульптурой должны заниматься более закаленные люди.
Я и сама это понимала.
Прошло больше месяца наших занятий в институте. Мы сидел в амфитеатре студии, и слушали общую лекцию. Вдруг в аудиторию заходит директор института вместе с пожилым элегантным мужчиной и молодым человеком, который несет кипу бумаг. Мы все встали, он нас посадил и говорит:
- Я хочу вас познакомить с профессором университета. Я думаю, он лучше вам объяснит цель визита. А я пойду к себе в кабинет.
Этот профессор нам объясняет. Кафедра русского языка университета производит проверку грамотности выпускников школ:
- Мой помощник сейчас раздаст вам бумагу. Это двойной листок. В левом углу вы напишите название института, факультет, имя и фамилию. Я вам прочту диктант.
Когда я услышала первые строки диктанта, а он прочел целый абзац, я поняла, что это Салтыков-Щедрин! Сразу стало ясно, как писать этот диктант. Он закончил нам читать, мы все сдали свои листочки и он ушел. Мы уже успели забыть об этом событии, когда через 2 месяца в нашу группу заходит секретарь директора и спрашивает:
- Кто Любомирская?
- Я, - поднимаюсь.
- Вас вызывает директор.
Все переглянулись, а у меня упало сердце. Заводят меня к директору. Вижу - напротив директора в креслах сидит профессор университета, который диктовал нам диктант. Директор поднялся и обратился к профессору:
- Знакомьтесь. Вы хотели побеседовать, а пойду по своим делам.
Первый вопрос профессор задал мне о том, кто был моим педагогом по русскому языку. Я рассказываю, что была пожилая учительница, которая сейчас болеет, Зинаида Петровна Дианова. Он очень подробно расспрашивал, как и чему она нас учила, как учила чувствовать стиль писателя. Я рассказала, как Зинаида Петровна высоко ценит чистоту русского языка Тургенева и совсем иной стиль языка и пунктуации у Салтыкова-Щедрина. Расспрашивал о том, каких писателей мы проходили и когда речь зашла о Льве Толстом, я пояснила, что наиболее подробно мы проходили "Анну Каренину" и Зинаида Петровна рассказала нам о Библии для того, чтоб нам был понятнее эпиграф к роману. Он был очень удивлен и когда закончил задавать вопросы об учительнице, устроил экзамен мне. Спрашивал, как я отношусь к литературе. Под конец беседы он сказал:
- У вас был блестящий педагог! Она учила вас так, как мы учим в университете. Помимо обширных знаний, которые вы получили, она научила вас самостоятельно мыслить, самостоятельно разбираться в вопросах литературы. Вы знаете, почему я вами заинтересовался? Потому, что только два человека написали диктант без единой ошибки. Надо сказать, что много работ бфло написаны грамотно, но без единой ошибки - только вас двое! После нашего разговора я хочу сделать вам предложение. Несмотря на то, что вы уже учитесь какое-то время, я предлагаю вам перейти в Университет. Вы догоните, а я вас оформлю. Думаю, что вам значительно интереснее будет учиться у нас. Хорошенько подумайте о моем предложении.
Он достал записную книжку, вырвал листочек и написал где и когда я смогу его найти. В кабинет вошел директор
- Ну что, поговорили?
- Да, большое спасибо!
Я повернулась, попрощалась и ушла. Было большое искушение у меня перейти в Университет. Родные сказали, чтоб я сама решала. Но я не рискнула.
В институте был Новогодний вечер. Не встреча Нового года, а просто вечер, посвященный Новому году. Мы к нему усиленно готовились. Мама пошила мне красивую черную юбочку с бестелями, взяв фасон из модного журнала, и легкую кремовую кофточку. Тетя Миля дала мне самые лучшие туфли, которые я должна была одеть уже придя на вечер. Нарядившись, я внимательно себя рассмотрела в зеркале. Мне очень понравилось, как я выгляжу - тоненькая, худенькая, с тонкой талией, изящная, просто куколка! Я втайне надеялась, что меня заметят и кто-то будет за мной ухаживать. Как только я пришла на вечер возле меня очутился мой старый поклонник, мой однокурсник, который был в меня влюблен и даже писал мне стихи. Я не принимала его ухаживания, он мне не нравился, он не был красив. Мне для этого вечера он был не нужен! Я его попросила меня оставить. Он немного отошел, но не упускал из вида. Я постояла и начала прохаживаться по залу. Мимо меня проходили очень милые молодые люди, поглядывали на меня, улыбались мне и шли дальше. Начались танцы. Меня никто не пригласил на танец. Мой знакомый пригласил меня, а мне не хотелось танцевать с ним. Я опять осталась одна, хотя вокруг меня и ходили, и веселились, и танцевали, и разговаривали! Ко мне никто не подходил! Ни кому не хотелось со мной познакомиться. И вот один солидный студент, наверное, пятикурсник, подходит ко мне и спрашивает:
- А откуда ты, прелестное дитя?
- Я не дитя, а студентка!
- Неужели ты студентка? И какого курса?
- Первого!
- Какого факультета?
Я назвала. Он говорит:
- Ого! Так значит ты студентка! Кто бы мог подумать! А я принял тебя совсем за девчонку! Прости.
Тут его кто-то позвал и он ушел. Я всегда выглядела я моложе своего возраста и в свои 17 лет выглядела на 15! Не мудрено, что все подумали, что эта школьница пришла с кем-то на вечер в институт! Мне было и обидно и смешно. Я решила пойти домой. Мой поклонник, увидев, что я иду в раздевалку, подбежал:
- Ты куда?
- Я иду домой.
- Оставайся! Потанцуем, повеселимся...
- Мне не хочется. Я хочу домой.
Он помог мне одеться, оделся сам и проводил меня до моего дома. Мама удивилась моему приходу:
- Что ты так рано? Что-то случилось?
- Ничего не случилось. Все в порядке. Мне нужно немного подрасти и повзрослеть, чтобы ходить на вечера!
- Что ж, тебе виднее.
После нового года были полугодовые экзамены, которые я очень прилично сдала. Потом каникулы. Я еще училась некоторое время, а затем в конце марта к нам ненадолго приехала Женя. Она меня очень расспрашивала, как я учусь, какие у меня отношения с однокурсниками и как мои сердечные дела. Я сказала:
- На нуле!
- Скажи мне, тебе очень нравится учиться в этом институте?
- Знаешь, Женя, я думала, что это интереснее. Я немного разочарована.
- А! Тогда все понятно. Все! Кончаем с этим институтом, идем забирать документы и переезжаешь ко мне в Киев, будешь жить у меня. Подберем тебе что-нибудь получше! Главное - по душе! Нужно подумать и о твоем здоровье. Ты сильно похудела, плохо выглядишь. А у меня есть возможность тебя хорошо подкормить. Нам постоянно из совхоза привозят самые лучшие и свежие продукты. Ну, как, ты согласна?
Я не раздумывая, согласилась! Я знала, что большая любовь Жени всегда приносила удачу и счастье в жизни! Кроме того, быть рядом с ней постоянно было для меня большим счастье. На семейном совете Женино предложение было одобрено! Ее авторитет всегда был незыблем. Все посчитали, что мне так будет лучше. Мама не возражала. Она была очень занята и в школе, и в Доме учителя, а из Киева в Харьков поездом всего одна ночь и можно часто друг друга видеть. На следующий день мы пошли забирать документы. В деканате очень удивились - я считалась хорошей студенткой. Но документы отдали. Мы собрались и уехали в Киев.
Женя жила в Киеве со своим мужем Марком Борисовичем Гольдштейном и трехлетним Борей, которого она рожала у нас в Харькове. Двухэтажный дом, в котором они жили, находился на углу Крещатика и Институтской, в самом центре Киева. На первом этаже находились райисполком и райком партии Киево-Святошинского района, а на втором этаже жили 4-5 семей сотрудников этих учреждений. Марк Борисович был вторым секретарем райкома партии, а Женя заведовала райздравотделом. Хотя она не была врачом, но как член партии с большим стажем, она всегда занимала большие должности и, надо сказать, очень неплохо с ними справлялась. У них было 2 смежные комнаты, довольно большие. Первая - столовая и вторая - спальня. В первой поселили мне. Если на первом этаже был длинный коридор и ряд кабинетов, то на втором этаже был такой же длинный коридор и ряд комнат, где жили люди. Кухня и места общего пользования были общими. Этот дом давно не существует. Был ли он взорван во время войны, или позже - не знаю. На его месте сейчас красивый сквер и фонтан.
Буквально в двух шагах от нас находилась гостиница "Континенталь" с роскошным рестораном на первом этаже. Она выглядела очень пристойно и по-старинному богато. После войны ее переоборудовали, добавили оперную студию и сейчас там находится консерватория, которая блистает своими белыми колоннами на Крещатике!
На вокзале нас встречал Женин муж Марк Борисович. Это был человек небольшого роста, немного ниже Жени, с кудрявой пышной шевелюрой каштановых волос, с большими серыми глазами и необыкновенно мягкой и приятной улыбкой. Он ласково со мной поздоровался и говорит:
- Молодец, что приехала к нам. А мы с Женечкой постараемся, чтоб тебе было хорошо и уютно!
И мне действительно было у них очень хорошо. Они трогательно ко мне относились, внимательно и с любовью. Я чувствовала себя полноценным членом их семьи, что-то вроде старшей дочери. Знакомясь с Марком Борисовичем на вокзале, я увидела у него на груди Орден Трудового Красного Знамени, который раньше не видела. Меня это очень удивило. Такой высокий орден! Откуда он у него? Приехав домой, оставшись с Женей наедине, забросала ее вопросами, и она мне рассказала. Когда Марк был молодым коммунистом, партия объявила молодым коммунистам призыв помочь сельскому хозяйству. Этот призыв был равноценен приказу. И Марка направили председателем колхоза в село Горенку, которое под Киевом, в один из самых отсталых колхозов того времени. Все колхозное оборудование было в жалком виде, многие колхозники влачили жалкое существование. Все пришлось начинать с нуля. Он с помощью наиболее активных и передовых колхозников начал потихоньку поднимать колхоз из бедственного состояния. Много сил пришлось потратить, пока колхоз стал передовым колхозом-миллионером. Когда правительство награждало передовиков производства и сельского хозяйства, Марк получил этот Орден Трудового красного знамени.
- Ты не представляешь, как его до сих пор в Горенке любят! Вот он уже несколько лет работает в райкоме партии, а для них он до сих пор благодетель. Чуть что - сразу к Марку Борисовичу! Он всегда помогает чем может.
В этом я убедилась, когда поехала на пару дней с Маркусом и Женей в Горенку. Только мы приехали и в селе узнали, что приехал Марк Борисович, - пришла большая группа людей. Все радовались:
- Как мы вас любим! Как вам рады, - что только ему не говорили! Затем начали рассказывать о своих делах и забрали его что-то показывать. Мы долго ждали его к обеду!
Как-то раз, когда мы только улеглись спать, раздался сильный стук в дверь. Я поднялась, открыла. Передо мной - мужчина средних лет.
- Что вам нужно?!
- Я до Марк іБорисовича! Мені дуже його треба!
Маркус вышел к нему из спальни:
- Что тебе нужно?
- Марк Борисович! Моя жінка помирає. Допоможіть мені.
Маркус моментально оделся и спустился с ним на первый этаж в свой кабинет, вызвал дежурную машину, по дороге они заехали в больницу и взяли с собой врача. Поехали к больной. Оказалось, что ей нужна немедленная операция. Отвезли ее в больницу. Марк Борисович позже рассказывал, что этот человек приходил к нему в кабинет и очень его благодарил - жена его выздоровела!
Марка Борисовича не только любили и уважали, но и всегда стремились сделать для него что-то приятное и полезное и по этому без всяких его просьб они очень часто привозили ему продукты. Особенно прекрасны были молочные продукты - творог, сметана, молоко и домашнее масло! Так что питались мы превосходно!"
Хозяйством занималась приходящая на день очень милая женщина. Она отводила Борю в детский сад, готовила, убирала, потом приводила Борю и уходила домой. Я прекрасно отдыхала, окруженная лаской и заботой дорогих мне людей. Так хорошо мне никогда не было! Да еще тетя Пана недалеко от нас жила с дядей Толей - тоже милые моему сердцу люди! Я частенько оставалась у них ночевать. Они всегда очень были рады мне.
Относительно дальнейшей моей учебы Женя узнавала в политехническом институте, если я захочу идти учиться туда. Ей ответили, что сейчас о поступлении не может идти речи, а только перед началом нового учебного года, перед сентябрем. Мы решили, что время есть и надо подумать. А пока - отдыхать. Что я и делала с огромным удовольствием.
Наступил июнь. Борю отправили с детским садиком в Ворзель. Детский садик был особенный, элитный, для детей работников ЦК партии. Там были великолепные условия, прекрасные воспитатели и родителей предупредили, что видеться с детьми разрешается один раз в выходные дни. Поскольку Маркус оставался в Киеве, Женя решила поехать по путевке в Кисловодск, подлечиться. Она уехала. Я осталась одна с Маркусом. Решила, что мне скучно и перебралась на несколько дней к тете Пане, там было веселее. Почти каждый день я наведывалась к Маркусу, но жила у тети Паны.
>> Содержание